«В Париже теперь существует огромная опасность», — сказал Луизе Холмсу, который уже несколько месяцев был его другом. И это не немцы, не вишисты, заявил он, а коммунисты. «Я вам могу сказать только одно. В настоящее время мы не можем их контролировать», — продолжал он. Если коммунисты пойдут на смелый шаг, правительство де Голля не сможет их остановить. Он попросил Холмса достать оружие для полиции и жандармерии. Через двое суток к Префектуре скрытно подошла колонна грузовиков. В них были 8000 карабинов, пулеметов, боеприпасы и несколько гранатометов в придачу.
В ту ночь лишь у немногих воинов 2-й бронетанковой и 4-й пехотной дивизий были на уме такие серьезные мысли. Большинство было слишком занято, наслаждаясь, как вспоминал потом рядовой 1-го класса Джон Холден из Мейсвилла, штат Северная Каролина, «величайшей ночью, которую когда-либо знало человечество». Холден провел ее «в славном мире вина, женщин и песен». Техник Дейвид Маккредил из 12-й противотанковой роты направился «в кафе, где все было бесплатно, французы сходили с ума от счастья, женщины танцевали на крышке рояля, мы все выпили и беспрерывно пели «Мерсельезу», хотя и не знали слов».
Казалось, из каждого танка, бронемашины и джипа обеих дивизий доносился счастливый смех солдат и парижанок. В сотнях кафе, за занавешенными для светомаскировки дверями они пили, танцевали, пели, смеялись и любили.
Робер Мади, наводчик, помнивший длину Елисейских полей, остановился на ночь вместе с экипажем «Симуна» в середине этого проспекта. Они освободили «Лидо». На опустевшей танцплощадке Мади и его приятели получили подарок, который заставил их забыть о своей протухшей утке: лучшее шампанское в самом знаменитом ночном клубе мира.
На улице Ушетт, около штаба 12-го полка, под музыку оркестра пожарников прямо на открытом воздухе развернулся бал, как в день Бастилии. К сержанту охраны Томасу У. Ламберо подвели взволнованную женщину средних лет. Она хотела знать, у всех ли бойцов были девушки на ночь. Ламберо заверил ее, что ситуация полностью контролируется.
В Венсеннском лесу командир одного из пехотных батальонов этого полка, беспокоясь о дисциплине, приказал солдатам установить свои двухместные палатки в линию по отделениям и назначил подъем и построение на рассвете. Только когда все было так и исполнено, он смог оценить степень своей ошибки: практически из каждой палатки выбирался усталый солдат… и заспанная девушка.
В ту счастливую ночь языкового барьера не существовало. Продолжая перелистывать армейский разговорник в поисках чего-нибудь, что можно было бы сказать сидевшей рядом хорошенькой девушке, рядовой 1-го класса Чарли Хейли из роты «В» 4-го саперного батальона размышлял над тем, каким дурацким учреждением является армия. «Представь-ка, — говорил он сам себе, — каково будет сказать этой девушке: «У вас есть яйца?»»
Техник-сержант Кен Дейвис, предприимчивый пенсильванец, вызубрил единственную полезную фразу: «Вуз эт тре жоли»[34]
. Пока Дейвис готовился воспользоваться ею, к его грузовику подбежала группа возбужденных бойцов ФФИ, разыскивавших нескольких американцев, чтобы те помогли выкурить снайпера. Дейвис отправился с ними.На обратном пути в машину, в которой он ехал, врезался грузовик, в результате чего сержант вылетел на мостовую и потерял сознание. Приходя в себя, Дейвис увидел склоненные над ним лица, то возникающие, то вновь расплывавшиеся. Одно из них было женским и очень симпатичным. К его большой досаде, тщательно заученная фраза выскочила из головы. Вместо этого он все повторял и повторял стоявшей над ним симпатичной парижанке другую фразу. Это была фраза, которую он и его приятели произносили в Нормандии в оправдание периодической конфискации цыпленка или утки: «Это слишком низкая цена за свободу».
Среди веселья, смеха, счастья в этот вечер никто не заметил грузовик-пикап с наглухо закрытым брезентовым верхом, быстро кативший по авеню Италии. Один из пассажиров поглядывал в щель на царившее снаружи празднество. Он увидел, как американский солдат нагнулся и подтянул в башню своего танка девушку. Толпа вокруг них аплодировала. Дитрих фон Хольтиц грустно прикрыл брезентовый клапан и подумал, что заканчивается целая эра в его жизни. Сидевший рядом полковник Ганс Яй в утешение ему заметил: «Война закончится через восемь недель». «Нет, — ответил фон Хольтиц, — в Германии из-за каждого дерева по ним будет стрелять какой-нибудь сумасшедший. Вот увидите». После этих слов, закурив первую в своей жизни американскую сигарету, Дитрих фон Хольтиц откинулся назад и, погрузившись в меланхоличное молчание, продолжил свой путь из города, который помог спасти, навстречу двум годам и восьми месяцам пребывания в лагерях союзников.