Союзникам де Голль сообщал, что просто совершит обычную инспекционную поездку по той части Франции, которая уже была освобождена союзническими армиями. На самом деле он рассчитывал предпринять более серьезный шаг: перебраться вначале самому и затем перевести все свое правительство во Францию, а если еще более конкретно — в Париж. Понравится ли это союзникам, признает ли его Рузвельт или нет, но де Голль был полон решимости обосноваться вместе со своим правительством в столице Франции. Он умышленно скрыл свои намерения от Верховного командования союзников по двум причинам. Во-первых, он считал, что это не его — Верховного командования — дело. Во-вторых, он делал это, исходя из практических соображений, поскольку был убежден, что если его американские союзники догадаются о его замыслах, то постараются подольше продержать в Алжире. А именно этого он и хотел избежать. Так или иначе, но гордый полководец Свободной Франции был полон решимости добраться до родной земли и войти в Париж. Он доберется туда с помощью союзников или без нее, своими силами, и даже, если потребуется, рискуя собственной жизнью.
24
Как всегда в этот ранний час, небольшого роста мужчина в черной фетровой шляпе вошел, минуя двух немецких часовых, под арочные своды, над которыми возвышался восьмигранный купол Люксембургского дворца. Марсель Макари, смотритель дворца, был единственным французом, которому разрешалось свободно входить в это многоэтажное здание, служившее с 25 августа 1940 года штабом для генерал-фельдмаршала Хуго Шперрле и офицеров Третьего флота люфтваффе из его окружения. В то утро Макари шел быстрее обычного; он знал, что накануне, 16 августа, Шперрле и его штаб переехали в Реймс, оставив дворец прибывшим для его обороны эсэсовцам.
Для Макари их отъезд означал лишь конец короткой и требующей скорейшего забвения главы в четырехвековой истории этого здания, которое он так любил. Но этот же факт предвещал и другое событие — оно должно было вот-вот наступить — освобождение Парижа. Вскоре Макари предстояло возвратить в целости своей столице это здание, которое он охранял на протяжении последних четырех лет, как будто оно было его собственным.
Этот массивный, серого цвета дворец превратился для него почти в живое существо. Каждый раз, когда немецкий сапог вдавливал в паркет окурок, Макари почти физически ощущал ожог на собственной бледной коже.
В то утро, как это было каждое утро в течение последних четырех лет, его рабочий день начался с осмотра сокровищ дворца. Вначале библиотека, насчитывавшая 300 тысяч томов, затем над главным входом картина Делакруа «Александр после битвы при Арбеллах помещает поэмы Гомера в золотую шкатулку Дария». Каждый раз Макари смотрел на эту картину с особым чувством облегчения. Только благодаря его настойчивым уговорам ее удалось уберечь от почетного места среди сокровищ известного коллекционера — Германа Геринга.
Наконец, он проходил через Золотую комнату, откуда когда-то правила Мария Медичи, в большой салон мимо огромного полотна, с которого величественный Наполеон взирал на пирующих узурпаторов этого дворца, где он когда-то жил с Жозефиной. Затем Макари решил пройти через Двор славы. Немцы заканчивали там работы по строительству нового подземного убежища.
К своему изумлению, он, всегда имевший свободный доступ в любой уголок Люксембургского дворца, обнаружил, что путь ему преграждает автомат молодого эсэсовца. Мгновенно Макари все понял. Там были выстроены около дюжины грузовиков вермахта, с которых рабочие из ТОДТ разгружали тяжелые деревянные ящики. На каждом была надпись: «Achtung Ecrasit» и нарисован большой череп с костями. Рядом с грузовиками Макари увидел кучу пневматических дрелей и шланг для подачи воздуха. Он все понял.
Немцы собирались заминировать дворец, который он столь ревностно охранял в течение четырех лет. В отчаянии Макари мысленно перебирал возможные варианты спасения дворца. Наконец, ему пришла в голову идея. Есть лишь один человек, подумалось ему, который мог бы помешать немцам. Это был электрик по имени Франсуа Дальби. Он знал каждый дюйм электропроводки во дворце, а именно она и потребуется немцам, чтобы привести в действие взрывчатку.
Люксембургский дворец был не единственным местом в Париже, где в то утро внезапно и под покровом секретности начались приготовления, на которых настаивал Гитлер. Это были не только фабрики и электростанции.
Палата депутатов и здания на набережной Орсей, в которых располагалось Министерство иностранных дел Франции, — они образовали одну сторону ни с чем не сравнимой по красоте площади Согласия — были также заминированы. В других районах завод «Панхард» по авеню Иври, 19, выпускавший узлы к ракетам Фау-2, гигантский комплекс «Сименс-Вестингхаус» в Фонтенбло, телефонные узлы города, железнодорожные вокзалы, мосты — все это готовилось к уничтожению.