Горит ли Париж?

У края моста Блахе перепрыгнул через парапет и залег по другую сторону, чтобы перевести дух. Подняв голову, он увидел нечто такое, во что было трудно поверить: по мосту мирно шел небольшого роста пожилой человек в черной шляпе и с тросточкой, совершенно не обращая внимания на летящие вокруг него пули, как будто он вышел на послеобеденную прогулку. Поддавшемуся безрассудной ярости Блахе захотелось прострелить эту вызывающе мирную фигуру.

Выглянув из-за парапета, Блахе увидел на другом конце моста, у площади Шатле, кучку гражданских. Зажав в каждой руке по гранате и дико вопя, Блахе помчался по мосту. При виде размахивающего гранатами Блахе, по лицу которого струились пот и кровь, люди разбежались, как стая испуганных голубей. По пустынной теперь уже площади навстречу сержанту двигалась автомашина. Он жестом остановил ее и, угрожая гранатами, заставил сидевшего за рулем французского доктора доставить его в отель «Мёрис».

Все еще размахивая гранатами, полупомешанный Блахе вбежал в вестибюль «Мёриса» и бросился вверх по лестнице. Он распахнул первую попавшуюся дверь и ворвался в комнату. «Боже мой, боже мой! — завопил он. — Чего вы ждете? Почему не посылаете танки? Они поджаривают моих парней, как сосиски!»

3

Танки — три штуки — уже подкатили к мэрии Нейи. Два развернулись и заняли позицию на площади перед ее испещренным пулями и обугленным фасадом. Третий направился в обход, чтобы зайти со стороны сада. Находясь в окружении и в течение трех часов под обстрелом, израсходовав почти все боеприпасы, люди «из Задига» впали в отчаяние. Паркетный пол зала торжеств был завален осколками гранат, гильзами, битым стеклом и штукатуркой. От картин на стенах остались одни обрывки. Белые с золотом резные деревянные панели комнаты обуглились. За дверью, у мраморной лестницы, на сдвинутых вместе деревянных столах, вынесенных из кабинета мэра, лежали рядом мертвые и умирающие. В момент всеобщего опьянения несколько часов назад, когда люди «из Задига» завладели зданием мэрии, никому не пришло в голову прихватить с собой хотя бы моток пластыря. Теперь из-за отсутствия лекарств, обезболивающих и перевязочных средств раненые истекали кровью и умирали на этой липкой общей постели.

На всю жизнь Андре Кайетт запомнил испуганные глаза бойца с распоротым животом, молившего его о помощи. В отчаянии Кайетт сделал единственное, что казалось в тот момент возможным: он попытался перетянуть ремнем живот раненого.

Выглянув из окна зала торжеств, брат Кайетта Шарль заметил немца, выползавшего из овального окна на крыше расположенного напротив дома. В поисках укрытия немец начал перебегать по крыше к низкой желтой трубе. Шарль выстрелил. Немец упал и, слегка подскакивая, заскользил вниз по темной черепице, оставляя за собой яркую полосу крови. На какую-то секунду он зацепился пальцами за карниз, затем руки его разжались, и он с воплем рухнул на тротуар с высоты пятиэтажного дома. Шарль был лучшим стрелком в Нейи.

Его брат дал ему новое задание. Позади мэрии, на пересечении двух невысоких, покрытых мхом стен сада немцы установили пулемет, из которого обстреливали окна этой стороны осажденного здания. Шарль взял винтовку «Лебель» образца первой мировой войны и, высунув ее из окна напротив пулемета, выстрелил. Пулеметчик, почти полностью скрывавшийся за штабелем из мешков с песком, рухнул вперед. Из-за замшелой стены сада показались две пары рук, схватили пулеметчика за сапоги и втащили в укрытие. Его место занял другой стрелок. Этот засек Шарля. Он дал очередь по окну прямо над головой француза, сбив его голубой берет. Шарль переполз к другому окну, прицелился и снова выстрелил. Теперь уже этот пулеметчик подпрыгнул, взмахнув над головой руками, и упал на землю. И его тело кто-то втащил в укрытие. Пулемет взял третий человек. Шарль переместился к другому окну и сделал третий выстрел. Новый стрелок рухнул рядом с пулеметом, из которого так и не успел выстрелить. На этот раз уже не было рук из-за стены сада. Пулемет замолчал.

Сквозь треск раздававшейся вокруг стрельбы Андре Кайетт услышал совершенно иной звук. Это было тонкое дребезжание телефона мэрии. Кайетт прополз по битому стеклу и штукатурке к куче перевернутой мебели, где стоял телефон. Сняв трубку, он услышал взволнованный голос, кричавший что-то с расстояния миль в пятьдесят. То был полицейский, звонивший из комиссариата города Шартр. Незнакомый полицейский стал описывать ему сцену, разворачивавшуюся перед окнами комиссариата: освободители Шартра вливались в город нескончаемым потоком танков и бронемашин. «Бог мой, — сообщил он Кайетту, — у американцев есть даже такой огромный грузовик, что на нем помещается целых три танка!» В тот момент, когда Кайетт слушал этот рассказ, не в силах произнести ни слова в ответ на описание зрелища, которое он уже никогда не надеялся увидеть, осажденное здание потряс грохот. Немецкие танки за окнами начали обстреливать мэрию фугасными снарядами.