Горицвет. Лесной роман. Часть 1.(СИ)

На углу соседней улицы она заметила мелькнувший черный кузов все той же пролетки. Пролетку несла сытая рыжая лошадь, вынужденная слегка сбавить ход ввиду тащившегося навстречу почтового тарантаса. Жекки воспользовалась этой минутной заминкой, запомнив направление, в котором помчалась пролетка - на Садовый Бульвар. Свободный извозчик подвернулся Жекки как нельзя более кстати, на том же перекрестке. Приказав везти себя на Бульвар, она могла уверенно держать на виду опередившую их рыжую лошадь до тех пор, пока Бульвар не закончился, и удивленный извозчик не обернулся к ней с вопрошающим видом: "Куды прикажете, барыня?" Жекки молча расплатилась и выпрыгнула на тротуар. Она увидела, что рыжая лошадь свернула на Нижнюю улицу, а оттуда был только один путь - через мост в Волкову Слободу - на Вилку.

"Вот тебе на". Неужели Аболешев, ее Аболешев, которого она знала и чувствовала, как себя, которого все вокруг считали невыносимым гордецом, снобом, и прочее, и тому подобное, неужели этот самый Аболешев мог снизойти до грубых низменных развлечений, принятых в среде пьянствующих купцов и прочих обыкновенных грешных людей - уездных обывателей?

Образ Аболешева, прочно встроенный в круг ее представлений, слишком не вязался со всем тем, что она знала о Вилке. "Неужели он опустился до такого... такой мерзости, что наведывается в тамошние заведения, вроде домов Лулу или Жужу?" Это предположение вызвало у Жекки приступ брезгливости. "Это невозможно. Если уж он способен на измену, то только с женщиной, которую уважает. Иначе он не может, у него просто не хватит для этого способностей. Или он должен переродиться".

С каждой минутой голос сомнения в ее сердце звучал все громче, все настойчивей. И вместе с тем, прежний, подспудно нараставший гнев, подстегивал решиться, наконец, на самый отчаянный шаг, какой она только могла себе позволить - отправиться вслед за Аболешевым на Вилку. Разумеется, этот шаг был в известной мере сродни падению в пропасть. Жекки вполне понимала, что ее ждет, узнай хоть кто-нибудь из знакомых о том, где она побывала. Но, думая о вполне очевидных последствиях, она уже знала, что отступать поздно. Опустив, к сожалению, весьма прозрачную вуаль, застегнув жакет на все пуговицы и, крепче сжав в руках крохотную сумочку, она подошла к извозчику, дремавшему возле будки часового мастера на стыке Бульвара и Нижней улицы.

Потом, всю дорогу до Вилки извозчик оглядывался на нее, как бы невзначай, очевидно гадая, не ослышался ли он часом. Боялся, бедняга, что молодая дамочка закричит, потребует ехать обратно. Жекки отворачивалась, смотрела по сторонам. Благо быстрые осенние сумерки уже обрели свою власть.

Лиловая пелена подступающего со всех сторон мрака захватила окрестность. Предметы, утратив дневную ясность, растворялись и блекли. Звуки, спрятанные, как будто под стеклянным колпаком отдавались глухо и коротко. Жекки велела высадить себя в начале Карабуховской улицы напротив игорного дома Херувимова - этого главного символа Вилки, самого вопиющего средоточия безудержного порока. Так, по крайней мере, думали все те, кто ни разу не позволил себе там побывать. Жекки относилась к их числу. Тем более забавным ей показалось, что почти сразу, при первом же взгляде на разноцветные мигающие лампочки над парадным входом, ей пришла в голову поразительная по простоте и одновременной недопустимости мысль. Она попыталась тотчас прогнать ее, но мысль, нудя, как назойливый комар, возвращалась снова и снова. Чем больше Жекки отгоняла ее, тем навязчивей она становилась: "В самом деле, я могла бы попробовать. Вдруг мне повезет... пусть это опасно во всех смыслах, зато здесь никто не потребует никаких дурацких поручительств, и если уж я решилась приехать сюда, то, почему бы не... Как говорит Алефтина, назвавшись груздем, полезай в кузов".

Эти размышления прервало лишь более властное напоминание об Аболешеве. Отыскать его здесь она могла только по горячим следам, а выйти на них можно было лишь через извозчика, который привез Аболешева и Йоханса в слободу. Какое-то время Жекки рассеянно бродила по тротуару. Она была уверена, что этот извозчик где-то поблизости. Он не мог вернуться в город, не повстречавшись ей на пути или миновав Карабуховскую улицу. Здесь находилось самая лакомая приманка для лихачей - отсюда они забирали самых дорогих седоков.

Расчет Жекки оказался верным. Спустя каких-то десять минут она увидела знакомую рыжую лошадь и пролетку с новеньким черным верхом. Как ни плохо Жекки ориентировалась в незнакомом месте, она поняла, что извозчик выворачивает с какой-то боковой прибрежной окраины. Подойти к нему и спросить напрямую, куда он только что отвез двух седоков, она не решалась, но вполне возможно, в конце концов, сумела бы превозмочь смущение и прибегла бы к этому вынужденному шагу. На ее счастье один из лихачей, поджидавших добычу возле "Херувима", узнал во вновь подъехавшем собрате, давнишнего приятеля.

- Филька, - гаркнул он на весь околоток, - черт патлатый, откудова?