Чтобы пройтись по мягко освещенным, приглушенным коврами и бархатными драпировками залам инского казино, требовались серьезные рекомендации проверенных, испытавших свою надежность годами верного приятельства, и к тому же, финансово весьма почтенных, персон. Личное же знакомство с Херувимовым вообще служило в определенных кругах чем-то вроде памазания, своеобразной благодатной отметины, которая открывала счастливцу двери самых респектабельных домов, банковских контор и правлений крупнейших акционерных компаний. В обществе, собиравшемся у Херувимова, выстроенном в соответствии со строгой пирамидальной иерархиеей, такие люди находились на самой макушке. Жекки ничего этого, понятно, не знала.
Вот почему ей, впервые оказавшейся в совершенно новой обстановке, среди совершенно неизвестных, во многом загадочных людей, было довольно странно ловить на себе восхищенно-завистливые взгляды и встречать со всех сторон почтительные поклоны незнакомых солидных господ. Она далеко не сразу сообразила, что идти под руку с Грегом, может быть так приятно. Что, находясь рядом с ним, она без всяких усилий попадает в очерченный его значимостью круг всеобщего признания и поддержки. Это было необычное для нее ощущение, радостное и слегка язвящее ее самолюбие.
Между залом для рулетки и двумя большими помещениями, выделенными для карточной игры, разместился хорошо обставленный буфет. Массивная тяжелая стойка из черного дуба, за которой поднимался стелаж с разнокалиберными бутылками, а перед ней — несколько круглых столов для желающих залить понесенные утраты или отпраздновать выигрыш. Грег неожиданно для Жекки задержался здесь, как будто знал, что у нее пересохло в горле.
— Вам воды или, может быть, выпьете чего-нибудь покрепче? — спросил он, облокачиваясь о стойку. Буфетчик, молодой белобрысый парень, уже вытягивал шею в ожидании обильного заказа. — Я бы рекомендовал вам немного вина. Здесь есть чудесное Каберне. Честное слово, дорогая моя Жекки, вам бы это пошло на пользу.
Жекки поняла рекомендацию, как намек на свою слишком заметную беспомощность и сама попросила буфетчика принести ей воды. По губам Грега проползла отвратительная улыбочка.
— Да вот еще что, — сказала Жекки, отпив несколько глотков, — Грег, вы меня очень обяжете, если не будете называть «своей дорогой» и, тем более — Жекки. Я считаю, что это звучит слишком фамильярно.
— Но, дорогая моя, — мягко возразил Грег, — я не привык обманывать ни себя, ни тех, с кем рад поддержать знакомство. Более того, я уверен, что и вам было бы неприятно осозновать некую натянутость в моем обращении к вам, а потому вынужден настоять на праве гворить вам именно «моя дорогая». Что касается вашего детского прозвища, то тут я готов уступить. Оно не совсем мне по вкусу. Так что, думаю, у вас не должно остаться претензий, ведь я удовлетворил ваше требование ровно наполовину.
— Мне надо помнить, что вы отпетый барышник. Торговаться с вами у меня нет ни малейшего желания.
— И напрасно, — произнес Грег все с той же обманчивой мягкостью, — боюсь, вам этого не избежать.
«О чем это он? — подумала Жекки, изобразив непринужденность. — Надо полагать, подбирается к главному — лесным участкам. Думает, что они у него уже в кармане. Подсчитывает, сколько выручит у казны на перепродаже и до какой степени я окажусь дурой, если не приму сейчас его условия. То есть, если сама не захочу их продать. Примерно все, как предупреждал Федыкин. Да вот только я-то все равно ничего предлагать не стану, какие бы наглые ухмылки он ни строил. Мне бы только досталось сегодня немножко удачи в игре, и больше ничего. Совсем чуть-чуть. И уж тогда бы я сбила с него эту гадкую спесь».
— Впрочем, пока я все еще чувствую себя вашим должником, — будто бы не замечая ее молчания, продолжил Грег, — помните, вы не дали мне погибнуть от жажды?
— Нашли о чем вспомнить, — невесело усмехнулась в ответ Жекки.
— Дорогая моя, это воспоминание — одно из немногих, заслуживающих того, чтобы забивать ими свою память. Подобных им в жизни любого человека, уж поверьте, наберется едва ли на пять минут повторных переживаний. По-моему, такие воспоминания следует ценить дороже всего на свете. Потому что, право же, этот мир и жизнь вообще слишком скупы на подарки. Так вот, я, если вы помните, — Грег помедлил, окидывая Жекки тяжелым взглядом, — я все еще не расплатился с вами.
У Жекки от этих слов, а еще больше от угольной темноты, растекавшейся из его глаз, по спине побежали мурашки. «Уж лучше бы он заговорил прямо о продаже земли. Можно даже подумать — ему не терпится снова со мной поругаться».