Горицвет (СИ)

Походив по двору, точно не замечая теплоты разогретого воздуха, зябко укутываясь в теплую шаль и, чувствуя, что ее лихорадка не проходит, бессознательно побрела в сад. Там две нанятые деревенские бабы снимали с деревьев желто-белые яблоки, похожие на маленькие, сочащиеся спелостью, солнца. Авдюшка Дорофеев вместе с внуком Филофея, вихрастым мальчишкой лет четырнадцати, таскал наполненные яблоками корзины из сада в сарайную клеть, расположенную в дальнем углу двора, рядом с конюшней. Сейчас он как раз оттаскивали тяжелую корзину, нагибаясь под корявыми, низко висящими ветками большой яблони, а его помощник в ожидании работы грыз яблоко. Одна из баб бросила вслед Авдюшке какое-то веселое напутствие, и Авдюшка, прыснув от смеха, и выбравшись из-под яблони на открытое место встретил Жекки дурацкой улыбкой. Крупные здоровые зубы его сочно блестели, рукава потной рубахи, закатанные по локоть, обнажали крепкие смуглые руки. Жекки поздоровалась с ним и с работницами. Авдюшка, не переставая улыбаться, подхватил за ручку наполненную корзину и, громко с намерением крякнув, подзадорил внука Филофея, приподнявшего корзину с другой стороны. Видно было, что работа Авдюшке по душе: управляться с тяжелыми, яблочно благоухающими корзинами, да еще задиристо балагурить с бабами, — чего же может быть лучше.

Глядя на Авдюшку, Жекки первый раз вспомнила, что за весь сегодняшний день не сделала ни одного распоряжения по хозяйству, что вообще забыла поинтересоваться течением самых насущных, самых неотложных дел в имении. Но, вспомнив об этом, тут же отмахнулась от всяких напоминаний. Стремительный прилив сил, замкнувшихся внутри нее, молниеносно распадался на ватные хлопья совершенной апатии. Жекки все еще никак не могла прийти к какому-то равновесию. Ей ничего не хотелось. То, что она узнала о себе, и Сером, будто внезапный удар, напрочь выбило почву у нее из-под ног. Она не знала, как теперь жить.

Подобрав без всякой цели выкатившееся из корзины яблоко, она пошла куда-то влубь сада. Его дальние заросли, где за годы оскудения почти не осталось ухоженных деревьев, незаметно сливались со столь же заброшенным старинным парком. Оконечности парка, в свою очередь, уже не имели никакой видимой границы, разделявшей их с Каюшинским лесом. Жекки брела наобум по песчаной тропинке, петляющей между высоких сосен. Правильные парковые посадки остались давно позади, начиналось постепенное смешение с природным бором.

XIX

Медовое солнце медленно и тягуче растекалось благодатными лучами между стройно розовеющих стволов, осененных темными мохнатыми шапками. Над ними светло и тонко восходило в сияющую даль бездонно-голубое небо. Горькой медоточивой волной накатывало благоухание хвои вместе с расплавленным ароматом сосновой смолы и пропитанной им коры деревьев.

Взобравшись по крутому склону, усеянному сухими колкими иглами и обросшему мелкими кустиками боярышника, Жекки оказалась на вершине, резко обрывавшейся глинистым глубоким провалом. Там внизу когда-то протекал небольшой ручей, а теперь, в темной сырости росла сочная острая трава. За провалом, по другую его сторону, насколько хватало глаз, тянулась покатая долгая равнина, рассеченная надвое голубым сверканием маленькой речки-Пестрянки. Оба ее пологих берега, поросших легкими деревцами, казались окутанными полупрозрачным, едва колеблемым золотисто-розовым и зеленым лиственным пухом. За ними желтый уклон равнины сливался с мутно-сиреневой дымкой, обозначавшей слияние с чем-то незримым и необъятным. И над всем этим плыла сквозь видимую бесконечность, повинуясь какому-то своему неизменному закону, все та же бездонно-высокая, переменчивая, как ветер, синева.

Волчий Лог начинался с пропасти. Здесь, поднимаясь одним своим хребтом, он выписывал самый живописный изгиб, открывая для глаза, привыкшего к непролазности лесной чащи, ослепляющую даль и высоту необъятного света, глубину и свежесть земного простора, соединенного с простором надмирным и бесконечным. Красота была дикая, сказочная, отдающая чем-то древним и неизменным, чем-то влекущим и тягостным, связавшим воедино и угрюмую крепость дремучего бора, и сияющую пестроту двух смежных, но не соединимых, равнин. Другого подобного места в ближайших окрестностях не было.

Дальше Лог мельчал, темнел, поворачивал и, в конце концов, уравнивался с земной плоскостью. Но здесь, и, наверное, больше нигде, он представал во всей свой дремучей нетронутой силе, во всем разбойном буйстве и неохватном размахе. Сюда Жекки приходила всякий раз, когда выбиралась на прогулку по ближайшим владениям, и подолгу стояла над осыпающейся кромкой ложьего хребта. Ей казалось невероятной удачей, что это место ее собственное, что дарованные им сила и красота, принадлежат ей по праву, и не смогут быть отняты во веки веков. Ей это казалось чрезвычайно важным, как будто от возможности во всякое время выходить на край глинистого провала зависела ее способность дышать.