Горицвет (СИ)

Мурашки пробежали по спине Жекки. Неужели он хочет рассказать об их отношениях Аболешеву? С учетом того, что Грег — человек, лишенный общепринятых представлений о добре и зле, исключать подобное развитие событий не приходилось. Если вы любите негодяя, не рассчитывайте на его безупречное поведение. Рано или поздно подгнившее содержимое выйдет наружу, и вполне возможно — отравит вас.

— Я… я думаю, что такой мужчина, — Жекки лихорадочно подыскивала нужные слова, — он, прежде всего, должен подумать о чувствах женщины, а не о своем… как это, ну, страхе, удивлении и тому подобное. Да, он должен будет подумать о ней.

— Безусловно, кто бы спорил. Но продолжите ваши рассуждения, и вы, моя дорогая, увидите, что мужчина не сможет ограничиться простым сочувствием. Он неизбежно должен будет испытать вместе с ужасом, вместе с дикой ревностью, обидой и состраданием к женщине еще и непреодолимый, неистребимый, необъятный страх за ее жизнь и за ее судьбу.

Жекки не понимала, к чему он клонит, но, вспомнив письмо Аболешева и свои размышления, связанные с его отъездом, невольно отдала должное проницательности Грега, да и своей собственной. Да, мужчина, любящий женщину, должен испытывать именно такие чувства. Но ведь Аболешев, уезжая, не мог знать ничего об истинной природе ее отношений с Грегом-Серым, он испугался за ее судьбу потому, что почувствовал свою обреченность. Его прогнали от нее розовые дымы, опиумное наваждение, греза и боль ожидания чего-то худшего, неотвратимого. Если бы он узнал об оборотне, то не уехал бы. Аболешев остался бы с ней, и не отпускал бы от себя ни на минуту. Это соображение было столь приятно, столь желанно ей, что Жекки засветилась внутренней радостью, не замечая пробежавшей по губам блаженной улыбки.

— Вот видите, — услышала она внезапно осипший голос Грега, — он должен был бы сделать все что угодно, лишь бы защитить ее.

— Да, да, конечно, — согласилась она с радостью и уже прикидывая, можно ли будет устроить так, чтобы Аболешев как-нибудь невзначай узнал о Греге-Сером.

— Ну а что он может сделать, по-вашему?

— Ну, как, я не знаю… — замялась Жекки, представляя себе апатично-слабого Аболешева, по обыкновению лежащим на диване, — достаточно того, что он просто не отпускал бы ее от себя, и все.

Грег тоже был почему-то удовлетворен ее ответом, но, посмотрев на нее, веско заметил:

— Вы забыли, что женщина любит своего странного друга, и ей невозможно отказаться от встреч с ним.

— Ах, ну все, в конце концов, можно было бы устроить как-нибудь.

— Евгения Павловна, а вы не находите, что выразились сейчас несколько предосудительно. Тем более, что «как-нибудь» устроить уже не получится. Ну, вот вообразите себе обычную, банальнейшую историю — муж узнает об измене жены. Как он поступает в этом случае, если приходится иметь дело не с монстром, а с человеком? Он либо затевает развод, либо стреляется с соперником. Кстати, любопытно узнать, какой вариант предпочли бы лично вы?

— Не знаю… — Жекки до того смутилась, что не смогла добавить ничего другого. Выбор Аболешева в пользу развода снова показался ей каким-то скороспелым.

— Если же перед ним оказался не человек, а… не совсем обычный, скажем так, человек, то придумать выход из подобного положения еще труднее, поверьте.

— К чему все эти разговоры, Грег, — Жекки умоляюще посмотрела на него и опять подосадовала на себя за эту невольную приниженность. — Я уверена, что нам не нужно ломать себе голову над тем, как кто бы повел себя в такой истории, потому что, повторяю вам, я не хочу ничего менять в моем положении.

— Но вам придется его изменить, моя дорогая. Кроме вас в истории, как вы выразились, действуют и другие лица, и вам следовало бы иметь в виду, что их воля далеко не всегда совпадает с вашей. Всего лишь один предварительный вопрос и вы… вам придется кое-что узнать, моя дорогая. Скажите мне… — голос Грега сделался сдавленным и вместе проникновенным, требовательным и полным такого напряженного ожидания, что Жекки невольно задержала взгляд на его глазах, черно-бездонных, как ночь. — Ваше чувство ко мне, то есть ваше чувство к этому существу, человековолку, оно… Вы могли бы выделить из него ту часть, что относится только к человеку? Я хочу сказать, могли бы вы любить не волка, а одного человека, если бы он смог оставаться им всегда?

— Думаю… что…

Жекки представила себе, что Серый больше никогда не встретит ее с выезда у Волчьего Лога, не проводит по лесной просеке, не ляжет возле ее ног, доверчиво уткнув морду в колени, и почувствовала саднящую ноющую тоску. Но вспомнив прошедшую ночь, бал, припомнив широкоплечую темную фигуру Грега, склоненную над капотом машины, когда она впервые увидела его в розовых сумерках на лесной дороге, ей показалось, что эта тоска не такая уж безнадежная и горькая. Она почувствовала вдруг, что без Грега ей стало так же трудно представить свою жизнь, как раньше трудно было представить ее без Серого.

— Думаю, да, — проговорила она наконец, — скорее всего, смогла бы, хотя, Серый мне тоже очень-очень важен. Мне важен любой из вас, а нужен хотя бы один.