Горицвет (СИ)

— А что, есть ли у вас теперь еще постояльцы? — перво-наперво спросил Охотник.

— И, какие теперь постояльцы, — сокрушилась смотрительша, — как ярмарка закончилась, так почитай с четверга ни единоя-то душа, батюшка, к нам не заезжала.

Да вот только что сегодня под утро приехал купчина Мучников, пьянецкий, в пух, а с ним человек его, или, бог его знает, кто такой — рыжий какой-то боров.

Приглядывает стало быть за ним, потому как Мучников этот знатный, говорят, прощелыга и богатей. Сейчас они в соседнем с вами покое отсыпаются. Да верно, и к вечеру не уберутся, потому как на ночь глядя, куды же.

— И больше никого? — спросил Охотник.

— Никого, батюшка, ей-ей.

— И вчера никто не заезжал к вам и не останавливался?

— Да кому же заезжать, отец родной? Я уж вам толкую, как ярманка закончилась, так почитай с самой среды… Почта, так та через день бывает, ну да почтовые у нас сроду не задерживались. Меняют лошадок, и едут себе дальше.

— И никто не заходил, ну так, может быть, случайно, отдохнуть или перекусить с дороги?

— Заходили вчера два мужичка из Никольского, спросили себе квасу да соленых огрурцов, посидели с час, да и ушли с богом.

— А других никого не было? — не унимался Охотник.

— На что мне вас обманывать, почтенный вы человек, сами видите, и нам с Иваном Гаврилычем от такого смотрительства один убыток. Того гляди по миру пойдем.

Этот ответ отчасти удовлетворил Охотника. Полоснув Дудыриху лисьим взглядом, он придвинулся ближе:

— Ежели кто пожалует, так сделайте милость, тотчас адресутесь ко мне, кто, куда и зачем. — В его руке что-то ласково зашуршало. Смотрительша опустила глаза — рука сама нащупала новенькую кредитку.

— Не сомневайтесь, батюшка, сообщу тотчас.

— Тотчас, — наставительно повтрил Охотник и неожиданно сильно закашлялся.

— Ну, ступайте, — прогворил он уже сквозь затихающие горловые хрипы.

Дудыриха, притворив дверь, акуратно вытянула на свету синенькую пятирублевку. По всем приметам деньги были настояшие, а стало быть и нежданный чахотошный гость, проявивший невиданную щедрость, заслуживал самого живого участия.

II

Выпроводив хозяйку, Охотник спрятал в карман окровавленный платок. Ровное дыхание к нему уже не возвращалось. Он грузно осел на стуле и принялся с некоторой опаской потягивать из мутного стакана поданный чай. Его глаза, между тем, с порывистым нетерпением забегали по однообразным газетным столбцам. В номере от 11 числа он прочел:

Распростронение огня в лесах Мшинского уезда совершенно остановлено, однако дым над торфяными болотами по-прежнему хорошо заметен и относится ветром далеко за пределы уезда. Из донесений местных властей следует, что продвижение огня на Инский уезд продолжится при усилении ветра. За последние два дня стало известно о пожарах в деревнях Займищи, Докукино и Мархачево Дмитровской волости, а также деревне Белой, что всего в двадцати верстах от города. По сведениям, доставленным из Мшинска, тамошнее общество находится в заметном волнении. В город пребывают новые погорельцы, обнадеженные вспомоществованием уездных властей. Местное земство объявило сбор средств по подписке.

Другие газетные номера также были полны сообщений о лесных пожарах, бедствиях погорельцев и о подспудно надвигающейся на Инск опасности. Охотник читал, заражаясь чувством неотступной тревоги и не мог отвязаться от мысли, что происходит нечто невероятное. «Неужели, Зверь позволит огню уничтожить свой лес? — то и дело стучало у него в мозгу, как только он в очередной раз отрывался от мелкого шрифта на желтоватой бумаге. — Неужели он наконец бессилен? Неужели, побежден? Побежден без моего участия, просто потому, что сама природа его настигла? И стало быть, десять лет жизни, ненависти и борьбы — все даром? — Охотник сдавленно заскрипел зубами, отбросив газету. — Невозможно… Или это сама судьба? Я умираю, и кроме меня на земле не останется никого, кто бы знал как его остановить. Ничтожный Гиббон и тот не выдержал этой тайны», — Охотник поморщился.