Горюч-камень(Повесть и рассказы)

«Заявление командиру дивизии. Просим взять нас с собою на фронт, бить немца. Мы умеем стрелять и даже рвать гранаты…»

— Ну про гранаты вычеркни — не поверят еще, — перебил Петька.

— Ладно, «…умеем стрелять и будем ходить в разведку». Что еще?

— Да хватит, небось. Давай распишемся.

Через полчаса ребята резво шагали по Афанасьевскому большаку. До Чернавы — пятнадцать верст и надо было спешить.

К рассвету они уже подходили к Чернаве, большому селу, привольно раскинувшемуся по берегам Быстрой Сосны. Семка набил на пятке мозоль и прихрамывал.

— Подведешь ты нас, тюха, со своей ногой! — сердился Петька. — Нельзя тебе на глаза командиру показываться, понял?

— Это я здесь хромаю, а там не буду, — заверил Семка. — Я чунки сниму.

Наметанным глазом Петька безошибочно определил, где находится штаб. К школе то и дело подъезжали всадники, не расседлывая коней, привязывали их к палисаднику и взбегали по ступеням лестницы парадного подъезда.

Заняли удобную позицию под раскидистым вязом и решили ждать. Семка сорвал лист подорожника, привернул его к больной пятке и снова, морщась и сопя, натянул чунок.

— Говорю тебе, не суйся, сиди здесь и сопи в две дырки, — приказал недовольный Петька.

— Ладно, — виновато отозвался Семка.

У каждого на уме было одно и то же: вдруг повезет— и они станут, в таких же гимнастерках и кубанках, равными вон с теми бойцами, что деловито спешат с пакетами по проулкам села. А потом фронт, настоящий бой — вот там-то уж они не подкачают, покажут свою храбрость. Конечно, в бою оно пострашнее, чем красться вечером в чужой сад, но на то она и война, чтобы страшно…

Вдруг Петька навострил взгляд: из школы в окружении военных вышел командир с четырьмя шпалами на петлицах гимнастерки, высокий, подтянутый.

— Полковник! — вполголоса сообщил Петька. — Пойдем! А ты сиди здесь, — строго зыркнул он глазами в сторону Семки.

Заметив подходивших ребят, командир с четырьмя шпалами на петлицах с интересом остановился.

— Товарищ полковник! — смело обратился к нему Петька. — У нас вот заявление.

И протянул сложенный вдвое тетрадный листок.

— Заявление? Что ж, давай почитаем, — беря листок, улыбнулся командир.

— Возьмите нас, дяденька, на войну, — не утерпел Мишка.

Петька сильно поддел друга плечом, Мишка прикусил язык.

— Ну-ка, пойдемте, хлопцы, посидим, проясним обстановку, — сказал командир и опять осветил их располагающей и обнадеживающей улыбкой.

Ребята повеселели — значит, возьмет, если хочет поговорить с ними. Из-под дерева выбежал Семка.

Командир сел на скамейку и усадил подле себя ребят.

— Воевать, значит, хотите?

— Хотим, — готовно кивнул головой Петька.

— У, еще как! — подхватил Семка.

— Возьмите, дяденька! — скова не удержался Мишка.

— Ладно, — помолчав, отозвался командир. — Ну, положим, возьмем мы вас, а теперь давайте вместе прикинем, что из этого получится. Вот у тебя кто дома?

— Отец, — ответил Петька. — Он инвалид, в гражданскую ногу оторвало брезентным снарядом…

— Бризантным, — поправил командир и оборотил лицо к Мишке. — А ты, малец, с кем живешь?

— С бабушкой. Она отпустит меня! Обязательно отпустит!

— Отпустит, говоришь? А с кем же она останется, если тебя дома не будет? И ты старого ветерана гражданской войны думаешь бросить на произвол судьбы? В такое-то трудное время.

Ребята разом погрустнели: надежды их рушились.

— Вот что, хлопцы! От лица службы выношу вам благодарность за то, что готовы защищать Родину. А теперь ноги — в руки и живо по домам, помогайте своим родным, нам здесь в тылу помогайте. Это сейчас для вас садкое главное задание.

Командир ласково потрепал рукой ребячьи вихры и пошел к ожидавшим его военным.

— Так бы сразу и сказал, что не возьмет, — упавшим голосом проронил Петька. — Это все из-за тебя, — накинулся он на Мишку. — Дяденька, дяденька! Какой он дяденька, лопух ты придорожный! И ты тоже хорош — расхромался! Вояка!

А впереди ребят ждало наказание за то, что не ночевали дома. Да еще кто-то рассказал родным, что ушли в Чернаву, к военным, на фронт проситься.

Домой сразу идти побоялись. Только было расположились на ночевку в Петькином амбаре, как дверь скрипнула и в проеме показалась голова Захара, Петькиного отца. А из-за его плеча выглянула и Мишкина бабушка.

— Я вот тебе сейчас дам фронт! — снимая ремень, шагнул деревяшкой Захар.

В амбаре был потайной лаз, и ребята, с воробьиной живостью юркнув по одному в огород, бросились во все лопатки к речке…

Домой Мишка заявился лишь под утро. Хотел было шмыгнуть из сеней в чулан, хлебца взять, но на пути его неожиданно выросла бабушка. Она уловила его за брючину и, сняв со стены чулана льняное полотенце; начала хлестать по спине. Было совсем не больно, и Мишка даже не пытался вырваться.

Запыхавшись, бабушка прижала Мишку к груди и тихо затряслась, заплакала:

— Господи! Ну что мне с тобой, с неслухом окаянным, делать?

Глава седьмая

НЕПРИМИРИМОСТЬ