Горюч-камень(Повесть и рассказы)

Однажды утром Мишка сидел на конике и чистил картошку в мундире. Картошка только что из печи, горячая, и он, дуя на пальцы, думал, что хорошо еще не всю картошку немцы взяли, а то есть было бы нечего.

Вдруг Мишка услышал чьи-то встревоженные голоса на улице. Выглянув в окошко, увидел бегущих по проулку людей — спешили зачем-то к Гаточке. Вошла бабушка, крестясь и бормоча молитву.

— Что там, бабушка? — спросил Мишка.

— Пленных ведут наших. По большаку. Немцы-то с собаками!

Мишка схватил фуфайку, на ходу одеваясь, бросился к двери. От порога вернулся и набрал из чугунка в карманы нечищенных картофелин.

— Гляди, не суйся близко! — бросила вдогон бабушка.

Ночью выпал снежок и подморозило, и первое, что услышал Мишка, выбежав за угол дома, это звонкий скрип снега. Казалось, он визжал, а не скрипел под множеством сапог, громким эхом отдаваясь в переулках.

Колонна пленных — человек тридцать — шла по шоссе через мост в сторону сельской церкви. Хмурые, израненные люди, кто в шинелях, кто в фуфайках, шли друг за другом в колонне по три. У кого рука на перевязи, у кого забинтована голова, некоторых, раненных в ногу, товарищи вели под руки.

По сторонам колонны, сдерживая на коротких поводках оскаленных овчарок, следовали немцы с автоматами на шее.

— Шнеллер! Шнеллер! — раздавалось в морозном воздухе.

Подбежавшие к обочине большака женщины страдальчески глядели на пленных и плакали, утирая глаза концами полушалков.

— Родные вы наши!

— Господи, порази их, немых иродов! Свалились на нашу голову, мучители!

Конвоиры резко и зло покрикивали на женщин, замахивались автоматами, теснили их в кювет.

Мишка стоял тут же и пристально всматривался в лица идущих. Что он ждал увидеть? Отца, который — все может быть — вдруг покажется сейчас в колонне, глянет в Мишкину сторону и заметит его, Мишку? Нет, только не это! Только не это!..

Мишка поискал в толпе сельчан Петьку — не нашел. Вдруг он увидел Веньку. По всему видать, тот только прибежал и что-то торопливо шарил за пазухой, в фуфайке, подпоясанной ремешком, взволнованный. Мишка увидел, как он вытащил из-за пазухи краюху хлеба и, протолкавшись вперед женщин, бросил в колонну. Ее на лету схватил кто-то из пленных — лицо его показалось до боли знакомым. На какое-то время в колонне возникла заминка. И тут один из конвоиров сорвал с груди автомат и двинул им Веньку. Тот, как стоял в снегу по колено, так и ткнулся в него лицом.

Вдруг Мишка увидел, что кто-то из колонны бросился к стрелявшему немцу и в мгновение ока вцепился ему в горло. Два тела в смертельной схватке покатились по снегу. Конвоиры спустили овчарок…

Женщины закричали, бросились, увязая в сугробах, к плетням. Веньку кто-то успел схватить и унести к домам.

Мишка тоже кинулся бежать. Сзади гремели автоматные очереди, раздавались крики немцев:

— Хальт! Хальт! Цурюк!..

Колонна продолжала путь, а на большаке остались недвижно лежать несколько пленных.

Глава восьмая

ПОДЗЕМЕЛЬЕ ВЕДЕТ В НЕИЗВЕСТНОСТЬ

Убежав с большака, Мишка не пошел домой, а отправился к Петьке. Но того дома не было.

— В лес уехал Петрак, за дровами, — сказал Захар. — Топить нечем. Скирд соломы на гумне стоял — в печи сполотнили да битюгам на подстилку немые порастащили.

Захар лежал на печи, слегка постанывая.

— Что с тобой, дядь Захар? — спросил Мишка.

— Ономедни костыли подвели, шел по гололедке и загремел, — болит бок и тепло не помогает. К фершалу бы, да где он теперь…

— Ну, я пойду, дядь Захар!

— Пленных, слышно, гнали нонче?

— О! Что там было! Веньку Багра чуть не убили — он им хлеба бросил.

— Вот каты! Ну иди, Минька, я скажу Петраку, что ты был.

Петька пришел к Мишке только под вечер, усталый, с красным от ветра и мороза лицом.

— Целые салазки привез, еле приволок. Ты чего приходил?

— Немцы наших пленных сегодня гнали. Веньку чуть не убили, как автоматом дали! Сейчас пленные в церкви, немцы охрану с пулеметом поставили.

Петьку словно придавило целым градом тяжелых новостей, он сидел, широко раскрыв глаза, и не мог ничего сказать.

— Как… как автоматом? Немцы в церковь загнали?

— В церковь, понимаешь! И Начинкин там, я больше чем уверен — это он был.

— Может, тебе показалось?

— Да он, он!

Помолчали оба.

— Венька-то смелее всех оказался — не струсил, — подал голос Мишка.

— Меня не было, я бы тоже не испугался, — отозвался немного задетый за живое Петька. — Миш! А что, если…

— Что? — уставился на друга Мишка.

— Попытаться спасти пленных?

— Из церкви?

— Из церкви. Ты помнишь потайной ход?

— Помню. И правда. Как это мне не пришло в голову. Идем к Семке!

— А может, мы без Семки, вдвоем?

— Ну, гляди сам, не обиделся бы.

— Ладно, пойдем к Семке.

…Церковь когда-то в старину была монастырской, вокруг нее и монашеских келий стояли высокие каменные стены. Стен теперь нет и в помине, как нет и монашеских келий. Но потайной ход, служивший некогда оборонительным целям, сохранился. Он выходил к скалистому берегу Воргола, близ Горюч-камня, и мальчишки не раз лазали по нему — добираясь аж до самой церкви. Вход в потайное подземелье был искусно устроен в нише придела и закрывался массивной чугунной дверью.