Горюч-камень

Пробираются гуськом, не столько видя впереди идущего, сколько слыша и чувствуя. Мишка идет вслед за сержантом, непонятно по каким приметам угадывающим правильный путь. В том месте, где лощина разветвлялась на два рукава-оврага, разведчики на минуту остановились: группа прикрытия оставалась здесь дожидаться возвращения охотников за «языком».

Гнат торопился: вот-вот выглянет луна, и тогда опасность оказаться обнаруженным удвоится. Он ускорил и без того быстрый ход, и Мишке пришлось бежать трусцой. Спина взмокла, ноги дрожали от напряжения. Мишка знал, что они уже идут по немецкой стороне, знал и то, что гитлеровцы боятся соваться по ночам как в леса, так и в овраги.

Байдебура остановился, коснулся тихонько Мишкиной руки, давая знать, чтоб и тот остановился. Постояли, прислушиваясь. И вдруг прянули наземь: взлетела, озаряя округу мертвенным светом, ракета. Лежали, пока не погасла. Ракета позволила Гнату оглядеться: метрах в двухстах темнело какое-то строение.

— Ползи за мной! — шепнул он.

И разведчики ужами юркнули по склону оврага, держась кустарника.

Строение оказалось полуразрушенным сараем. Разведчики ощупью отыскали вход и проникли в сарай. Здесь было еще темнее.

— Дождемся еще ракеты и сориентируемся, — шепнул на ухо Гнат, и Мишка согласно кивнул головой, словно бы тот мог его видеть.

Но ракеты так и не было. А взошла вскоре луна, полная, без ущербинки. Сержант подполз к двери и выглянул. От неожиданности вздрогнул и замер: метрах в пятидесяти, привалившись спиной к штабелю каких-то ящиков — снарядные, видно! — стоял немецкий часовой. Вот он оставил свое укрытие и, поддернув на груди шмайсер, медленно, не без робости, пошел по тропке, к другому углу сарая. Значит, и здесь тоже склад боеприпасов, иначе зачем бы ему идти сюда, к обрыву.

Луна поднялась выше, стало совсем светло: досадно усложнялась задача по захвату «языка». Теперь просто невозможно подкрасться к часовому незамеченным: прежде чем добежишь до него, он успеет поднять панику и — пиши пропало. Что делать?

Мишка тоже лихорадочно думал, как быть, и ничего дельного не приходило в голову. Неужели придется возвращаться с пустыми руками! И это в первый-то его поиск!.. И вдруг у него мелькнула мысль. А что если?..

— Дядя Гнат! Я, кажется, придумал, — шепнул Мишка.

— Ну?

— Я умею кричать филином. Ты будь здесь и следи в оба, а я мигом — за угол и там заухаю. Понял?

— Ну ты и шкет! — восхищенно отозвался Гнат, сообразив, что к чему.

Мишка уполз.

Прошло немного времени и из-за угла сарая донеслось:

— У-у-ух!..

Шедший по тропе часовой мгновенно остановился, замер на месте и стал прислушиваться. Тишина. Может быть, почудилось? И вдруг снова протяжно и жутко:

— У-у-ух!..

Немец взял наизготовку автомат и осторожно двинулся к тому месту, откуда раздавался крик невидимой птицы. Он прошел в двух-трех шагах от дверного проема, оказавшись теперь спиной к притаившемуся во тьме сарая Гнату Байдебуре. И тут сержант коршуном метнулся из двери и подмял под себя не успевшего ничего сообразить гитлеровца. Шмайсер в мгновенье ока был отобран, а в рот всунут кляп…

С трудом взвалив глухо мычащего немца на спину, Гнат поспешил к оврагу. Мишка за ним. У развилки лощины их встретили заждавшиеся Щекин и Арнаутов.

— Ого! Ну и аиста сцапали!

— Аист не аист, а на филина клюнул! — рассмеялся Гнат, передавая шедшего впереди со связанными руками «языка» товарищам: надо было торопиться затемно перейти нейтральную полосу.

…На допросе немецкий солдат рассказал, что в расположение их стрелкового полка только что прибыли свежие силы — танковый корпус и три дивизиона тяжелых орудий. Есть вроде приказ самого фюрера: любой ценой снова овладеть Ельцом и Ливнами…

Командование фронта срочно перебросило сюда с других участков несколько дивизионов противотанковых пушек, укрепило оборону живой силой. Замысел врага был сорван до начала его осуществления.

А за Мишкой Богдановым в полку прочно укрепилась слава бывалого разведчика.

Глава третья

НОВОЕ ЗАДАНИЕ

С наступлением тепла на участке полка установилось затишье. Укрепившись на новых позициях, противник зловеще помалкивал, снова что-то затевая. Бойцы приводили себя в порядок: стирали гимнастерки, портянки, брились…

Мишка покинул сумрачную землянку и направился в прибрежный лесок. Здесь еще было топко, но тропа позволила добраться до самой воды. Речка была неширокая, вроде Гаточки в Казачьем, и так же побулькивала на быстринке, перекатывая с места на место промытую добела гальку.

— Ты чего тут делаешь? — раздалось почти над самым ухом. Мишка вздрогнул от неожиданности, быстро обернулся: перед ним стоял мальчишка. Постой, да это же тот самый, с кем он немца из риги выкуривал!

— А ты как здесь очутился? — удивился Мишка.

— При санбате я. С неделю провалялся и заросло, как на собаке.

— Вон что!

Мишка подошел к мальчишке, хлопнул его по плечу:

— Ты молодец, смелый — не побоялся тогда фашиста!

— А чего его было бояться! Я их нагляделся по завязку, они у нас долго стояли.

— И у нас, в Казачьем, немец был, только поменьше, чем у вас. А тебя как звать?

— Ленька.