Горюч-камень

Дверь строения была приперта пудовой гирей, и ребятам не составило большого труда открыть ее. Внутри стоял затхлый полумрак, но вошедшие сразу же разглядели, что это был никак не продовольственный склад, а скорее вещевой. У стен лежали в большом количестве огромные, аккуратно сбитые тюки немецкого обмундирования. Отдельно, целыми снизками, лежали сапоги.

— Эх ты, зараза! Не повезло! Ничем тут не поживишься! — с огорчением проговорил Санька, ожидавший увидеть кучи буханок и еще что-нибудь съедобное.

— Погоди, погоди! — призадумался между тем Мишка. — Тут надо покумекать… Пойдем-ка, Саня! А то мать еще ругаться будет…

И они покинули вражеский склад каждый со своим чувством: Санька, явно разочарованный, что не удалось чего-нибудь поесть, а Мишка — с тайным замыслом использовать неожиданную находку в сложившейся ситуации.

Лейтенант Макаревич удивленно вскинул брови, когда Мишка снова появился в расположении разведвзвода:

— Ты чего? Никто что ль не принял?

— Товарищ лейтенант! Там, в сарае, немецкое обмундирование!..

— Какое еще обмундирование? В каком складе?

— Ну, там, в деревне. Сапоги, мундиры разные…

— Ну и что?

— На целый батальон хватит!..

Лейтенант примолк, что-то, видимо, прикидывая. Потом сказал:

— Батальон, может, и не надо — не такие дураки немцы, чтобы обмануть их. А вот для нас, разведчиков, твои сапоги и мундиры наверняка сгодятся.

…В тот же вечер трое разведчиков, во главе с Макаревичем, переодетые в немецкое обмундирование, ушли на поиск.

В полночь возвратились, ведя с собой «языка». Последний оказался разговорчивый и всезнающий. Было выявлено слабое место в обороне противника — топкое пойменное мелколесье на левом фланге.

Батальон пошел на прорыв… Мишка Богданов в этом бою получил легкое ранение в плечо.

Глава двенадцатая

ПРОЩАЙ, РОДНОЙ ВЗВОД!

Стрелковый полк, понесший в последних наступательных операциях большие потери, отвели с передовой на отдых и переформирование в Ливны. Городок над Быстрой Сосной, недавно освобожденный от фашистов и несколько раз переходивший из рук в руки, был очень разбит. В сплошных развалинах трудно угадывались бывшие улицы. Булыжные мостовые, искореженные танками, превратились в месиво, повсюду виднелись еще неубранные обгоревшие остовы вражеских машин…

Полк проследовал через разрушенный город, спустился по крутому берегу к реке, перешел ее и остановился в большой слободе Беломестной. Отсюда, с пологого левого берега, город являл собой иной, более мужественный, вид: на высоком обрыве стояли, как непокоренные воины, разбитые снарядами каменные дома и чудом уцелевшая в огненной круговерти белокаменная церковь. Много лишений выпало на долю этого города-воина!..

В Беломестной рядовому Богданову вручили еще одну медаль «За отвагу». Отметили его боевой наградой за смелую вылазку в тыл противника и добычу ценных разведданных. Ленька, его погибший друг, был награжден такой же медалью посмертно.

Бойцы отдыхали после продолжительных боев, ждали пополнения.

У Мишки за неделю окончательно зажила рана. Вскоре его вызвал к себе командир полка.

— Ну как, герой, дела? — заулыбался он при виде Мишки.

— Хорошо, товарищ полковник!

— Хорошо, говоришь? Это похвально. А у меня к тебе, Миша, серьезный разговор.

Мишка с интересом уставился на командира.

— Немца мы, как видишь, потихонечку погнали и, думаю, что бесповоротно. И рисковать тобой мы больше не можем, не имеем права… Так что тебе надо, очень надо ехать домой, помогать колхозникам — им сейчас тяжело. Сам понимаешь, фронту нужно много хлеба. Считай это боевым заданием!..

У Мишки на глаза навернулись слезы. Все ожидал он услышать от командира, только не это. Выходит, он больше не нужен, лишний?..

— Рядовой Богданов, не раскисать! — строго сказал командир и тут же привлек к себе Мишку: — Я, брат, тебя хорошо понимаю. И нам жалко с тобой расставаться, Миша. Но пойми и ты: дети на войне — это противоестественно, как противоестественна сама война… Ну, а теперь вытри слезы, они не к лицу мужчинам.

Мишка, с трудом подавив желание разрыдаться, встал по стойке «смирно»:

— Разрешите идти?

— Иди… А за службу в разведке объявляю тебе солдатскую благодарность!..

Мишка от волнения не смог ничего ответить, повернулся и выбежал из штаба. Он шел в разведвзвод, а из головы не выходили слова командира:

«Считай это боевым заданием!..» А может, и прав командир? В селе и в самом деле сейчас трудно, одни женщины и в поле и на ферме. Он на минуту представил родное село, дружков своих, мать, наверное, на части разрывающуюся — одна ведь: и огород на ней и в колхозе дел невпроворот. Да еще землянка недостроена… Ну что ж, ладно, придется ехать, повоевал и хватит.

В разведвзводе по-разному отнеслись к неожиданной новости: одни поддерживали командира полка — «нечего мальца под пули посылать», — другие расценили командирское решение явной несправедливостью. Но приказы, известное дело, не обсуждаются и вскоре все поутихли, стали собирать Мишку к отъезду. Набили вещмешок хлебом, консервами и сахаром. А Гнат Байдебура отстегнул от ремня «финку» с наборной рукояткой и протянул ее своему другу: