Часы показывали почти полдень, когда перед ней предстал офицер лет пятидесяти в нацистской форме. Он держал в руках ее паспорт:
– Прошу прощения за то, что заставил вас ждать, госпожа Жубер, но без назначенной встречи…
Он слегка прищелкнул каблуками.
– Майор Гюнтер Дитрих. Чем могу быть полезен?
Мадлен плохо себе представляла, как прямо здесь, в холле, заведет беседу… на личную тему.
– Это личное, господин Дитрих…
– Поподробнее! – Майор полностью отдавал себе отчет в том, что ситуация не самая комфортная. И поскольку Мадлен по-прежнему спокойно смотрела на него, он добавил: – Личное… Вы хотите сказать «крайне личное»? Это касается вашего мужа, госпожа Жубер?
В самую точку. Мадлен потеряла навык. Они знали, кто она, знали, кто такой Гюстав, они знали, может быть, даже больше, чем она, о том, что она только предполагала сделать темой их беседы. Парадоксальным образом эта уязвимая ситуация внушила ей уверенность в себе, потому что ничего другого не оставалось. И чем решительней она пойдет вперед, тем больше у нее будет шансов выкарабкаться.
– Я приехала к вам по поручению мужа.
Дитрих развернулся, отдал приказ молодому человеку, который остался стоять у него за спиной. Затем он обратился к Мадлен:
– Прошу вас следовать за мной…
Он указал в сторону лестницы. Бок о бок они поднялись по ступенькам.
– Какая погода была вчера в Париже, госпожа Жубер?
Они знали, когда она приехала и, конечно, где остановилась… Осталось ли что-то, чего они еще не знали о ней?
– Очень приятная, майор.
Широкий коридор, потом другой. Здесь шумели голоса, быстро стучали пишущие машинки, кто-то нервно мерил шагами каменный пол. Просторный кабинет включал в себя уголок гостиной, и майор указал ей на диван.
– Не стану наносить француженке оскорбление, предлагая ей чай или кофе, которые делают у нас в министерстве… Но может быть, стакан воды?
Мадлен жестом отказалась. Дитрих устроился на стуле напротив нее, даже сидя, он на две головы возвышался над ней. Он изобразил фальшивое раскаяние.
– Итак, госпожа Жубер, это провал?
– Можно сказать и так, майор. Мой муж держался, сколько мог, но…
– Какая жалость! Прекрасный проект!
Мадлен демонстративно скрестила руки на папке, лежащей у нее на коленях:
– Да. И уже достаточно разработанный…
– Хотя последние испытания не были слишком убедительными…
Его тон был неестественно шутливым.
– Муж часто говорил мне, что испытания служат для того, чтобы… испытывать. Неудачи сделали возможными впечатляющие достижения в разработке модели турбореактивного двигателя. Требовалось только, чтобы заказчики еще немного запаслись терпением и даже, осмелюсь сказать, проявили некую храбрость.
– И вашему мужу претит мысль о том, что плод его труда выброшен на помойку… И он желает, чтобы его исследования продолжались…
– В интересах научного сообщества!
Дитрих кивнул, он понимал благородство таких намерений. Он указал на папку, лежащую на коленях Мадлен:
– Это…
– Да, оно.
– Хорошо, хорошо, хорошо. И ваш муж остается, в рамках этой операции, совершенно незаинтересованным лицом…
– Абсолютно, майор! – смущенно ответила Мадлен. – Интеллектуальный труд во Франции не банальный товар. У нас творчество не продается!
– На каких же условиях в таком случае ваш муж собирается принести пользу… научному сообществу результатами своих исследований?
– Ну конечно же безвозмездно, майор, безвозмездно! За исключением некоторых второстепенных расходов, конечно же.
– Расходов порядка…
– Муж оценивает их в шестьсот тысяч швейцарских франков. Я ему сказала: «Гюстав, это неблагоразумно. Ты столько потратил, это бесспорно, но люди в конце концов подумают, что ты корыстен». И аргумент подействовал! Он сделал перерасчет, ведь я была права: всего пятьсот тысяч швейцарских франков.
– Это большие расходы…
– Да, майор, исследования сегодня стоят страшно дорого.
– Я хочу сказать, что это слишком большая сумма.
Мадлен кивнула: я понимаю. Она встала:
– Честно говоря, майор, я предпочла приехать в Берлин, а не пересекать Атлантический океан, как просил меня муж, потому что я и морские путешествия… Спасибо, что приняли меня, очень любезно с вашей стороны.
Она сделала три шага по направлению к двери.
– Все зависит… от важности данных бумаг.
Мадлен повернулась к Дитриху:
– Скажите, майор… Как у вас самих, я имею в виду – у славной авиации рейха, обстоят дела с турбореактивными двигателями?
– Ну… мы продвигаемся немного на ощупь, правда.
Мадлен постучала по своей папке:
– Вот что позволит вам перейти от продвижения на ощупь к самым современным разработкам. Не будет же великий рейх показывать миру авиацию, которая двигается на ощупь, майор!
– Я понимаю… Но это, знаете ли, решение деликатное. И важное. Принимая в расчет расходы…
Мадлен протянула ему папку:
– Вот несколько выдержек. Чертежи, планы, результаты кое-каких тестов и четыре страницы последнего отчета с рекомендациями. Я вам честно скажу, если бы вы избавили меня от путешествия на корабле до Нью-Йорка…
Она сделала вид, что обмахивается рукой, как будто на нее напала морская болезнь.
– Надо провести экспертизу всего этого…
– Например, до понедельника?