Небо разверзлось, облака расступались перед ним. Завтра он встретится с ней лицом к лицу и расправится с этой тварью, а его невиновность будет доказана.
– Да, очень хорошо, организуйте нам очную ставку – только об этом я и прошу…
Граница.
Поезд останавливается, темно, пассажиры выходят, чиновники поднимаются в вагон, просят открыть багаж. Другие дежурят на перроне, проверяют выходящих. Мадлен подзывает носильщика, велит ему грузить свои чемоданы, направляется к контрольному посту и протягивает паспорт.
– Госпожа Перикур, Мадлен.
На контроле поджидают какую-то женщину, некую Леонс Жубер, француженку, но это не она. Мадлен улыбается, таможенник удовлетворен, владелица паспорта похожа на фотографию, а иногда случается, что нет, следующий.
Холодно. Мадлен оборачивается, чтобы посмотреть, идет ли за ней носильщик. Перед зданием вокзала несколько такси, куда загружаются приехавшие, люди толкаются, чтобы отвоевать себе машину. Один автомобиль сигналит фарами, из него выходит мужчина, идет ей навстречу.
– Добрый вечер, господин Дюпре…
– Добрый вечер, Мадлен.
Он легко поднимает ее чемоданы, это слегка возбуждает Мадлен. Он открывает дверцу. Она садится, устраивается.
– Все прошло хорошо? – спрашивает он, заводя мотор. – Кажется, вы без сил.
– Я умираю от усталости.
Машина покидает город.
– Господин Дюпре…
Она кладет ладонь на его бедро, свою легкую ладонь.
– Господин Дюпре, возможно, сейчас уже поздно об этом думать, но мне чудовищно необходимо поспать… Нет ли здесь где-нибудь поблизости хоть какой-нибудь гостиницы или какого-нибудь места, чтобы… Я имею в виду номера…
– Я это предусмотрел, Мадлен, мы там будем через четверть часа, вы можете пока отдохнуть.
Машина останавливается, но ей никак не удается проснуться.
– Мадлен… – настаивает Дюпре. – Мы приехали.
Она открывает глаза, она не понимает, где находится, ах да, спасибо, извините, господин Дюпре, у меня, должно быть, безумный вид.
Она выходит, холодно, поскорей бы, вот дверь гостиницы, Дюпре все устроил, вот ключ, второй этаж. Он поддерживает ее под локоть, она шатается от усталости, ну все, спать. Мадлен наклоняется к нему, не оставляйте чемоданы без присмотра, там много денег…
Дюпре сразу возвращается, Мадлен заходит в номер. Очень мило. Роскошнее, чем она себе представляла. Она раздевается, умывается. Он еще не вернулся, она бросает взгляд в окно, он спустился выкурить сигарету. Черный кот трется о его ноги, он наклоняется, чтобы его погладить, и кот выгибает спину, он, наверное, урчит, Мадлен его понимает.
Она ложится в постель, она его ждет. Дюпре тихонько стучится в дверь, робко просовывает голову. Затем входит.
– Вы не спите…
Он озабочен, он присаживается на краешек кровати.
– Мадлен, мне нужно вам кое-что сказать…
Она чувствует, что он собирается ее бросить, у нее сжимается сердце.
– Я вам помог… Я сделал все, о чем вы меня просили. Но это…
Мадлен и хотела бы что-то сказать, но не получается, в горле пересохло.
– С моей стороны это не порыв патриотизма, поймите меня правильно, но помогать нацистам…
– О чем вы говорите?
– Отвезти им результаты исследований, которые могли бы им помочь в…
Мадлен садится в постели. Она улыбается:
– Но, господин Дюпре, я бы никогда не сделала ничего подобного! За кого вы меня принимаете?
Горячность Мадлен удивляет его.
– Но как же… те планы…
– Я отдала майору Дитриху четыре страницы, которые позволили бы ему оценить качество продаваемого материала, это правда. Но, уезжая, я отдала ему папку под названием «Отклоненная версия». Им потребуется несколько дней, чтобы понять, что данная разработка ни к чему не ведет.
Дюпре улыбается. Впервые, думает она, с тех пор, как они знакомы.
– А сейчас, господин Дюпре, не соизволите ли вы прилечь на меня?
Вернувшись в Париж, Поль написал Соланж письмо. Ты же напишешь мне в Милан, Пиноккио, обещаешь? Она прижала его к себе, чуть не задушила. То, что он хотел ей сказать, прозвучало бы парадоксально. Концерт, о котором у него останется самое грандиозное воспоминание, оказался выступлением, на котором Соланж пела меньше всего.
Он начал письмо, но не успел его закончить.
12 сентября парижские газеты сообщили о смерти Соланж Галлинато в поезде, который вез ее в Амстердам.
Влади держала в руках газету и как загипнотизированная не могла оторвать от нее глаз. Не надо было уметь читать, чтобы догадаться, что подпись под фото певицы сообщает о ее смерти.