Горизонты оружия

Итак, фехтовальный меч на раннем этапе своей истории — оружие тренировочное! Воину он, конечно, необходим, как боксеру необходимо умение прыгать через скакалку: иначе не достигнуть должной легкости ног, искусства смены стоек и перемещений. Но как боксер не выходит со скакалкой на ринг, так и мастер короткого меча в бою использует свои навыки лишь опосредованно. Отработанный глазомер, реакция, чувство дистанции — все это, разумеется, на полях сражений потребуется.

Чем не задача для фантастов: при «заныривании» в глубокую древность можно снабдить своих приверженцев клинками лучшего качества — и тогда они сумеют без переучивания применить свои тренировочные наработки непосредственно в боевых условиях! Правда, не стоит думать, что «на месте» технологический барьер преодолеть так уж легко, даже если в наличии и знания, и железо, и добавки для легированной стали. Разве что вы еще в светлом будущем, до путешествия в «золотой век», озаботитесь приобрести оружие для своего отряда, скажем, элитных телохранителей…

^{А вот это уже не меч, а «шпага-дубинка», тоже не имеющая параллелей в боевом оружии Египта}

Разумеется, кроме качества вооружения, нужен и соответствующий настрой бойцов. Особенно серьезным этот фактор оказывался, когда клинок короткого меча приобретал остроту и прочность, достаточную для… ну, может быть, не для встречи «лезвие против лезвия» с вражеским клинком, но для достаточно серьезного воздействия на самого врага. Обычно на этом уровне технологии меч переставал быть совсем уж коротким: его боевая часть заметно превышала 60 см, порой и 70 см могла перерасти[2]. Переставал он быть и преимущественно колющим, даже в условиях строевого боя. И если одна из сторон успевала осознать это перерастание — то она получала существенный выигрыш. Особенно когда такое осознание распространялось не на одних лишь полководцев, а и на всех бойцов.

Кажется, именно в этом свете надо трактовать известный эпизод, в ходе которого римляне, с огромным трудом пробившись сквозь копейную стену вплотную к македонской фаланге, мечевую схватку с этой фалангой выиграли уже без особого труда. Знаменитая фраза Тита Ливия насчет того, что македонцы привыкли биться колющим оружием (а таковым у них было не только копье, но и меч) и потому оказались не готовы противостоять колюще-рубящим клинкам легионеров, способным отсечь руку, развалить череп, выпустить внутренности, — так вот, эта фраза насчет «неготовности», похоже, верна прежде всего в психологическом смысле. Условно выражаясь, македонские гоплиты, привычные убивать и умирать от узких колотых ран, «сломались» при виде столь ужасного зрелища. Примерно в такой же шок впадали кинозрители советской выучки (которые знали, что если на экране кто-то падает от выстрела, то на груди или лбу его появляется не более чем красная точечка), когда им продемонстрировали голливудский стиль, при котором после выстрела в упор во все стороны ДЕЙСТВИТЕЛЬНО летят клочья окровавленной плоти.

Конечно, это не было единственным фактором победы — ни в том бою, ни вообще. Однако свою роль сыграло!

(Надо сказать, «дуэль» между легионом и фалангой, дротиком (пилум) и длинной пикой (сарисса), мечом римским (гладиус) и мечом греческим (ксифос) завершилась не столь однозначно, как пытались представить римские историки. Главным фактором тут стало не преимущество оружия и даже не психологическая готовность, а «привходящие обстоятельства». И прежде всего — тот факт, что легион был «на подъеме», а фаланга, вместе со всей воинской доктриной эпохи эллинизма, — «на спаде». Повстречайся они, когда оба были в расцвете сил, — трудно определить, за кем осталась бы победа… Ганнибал, используя высокоразвитую фалангу, отлично бил ранние легионы!)

А ведь не забудем: гоплиты-фалангисты были привычны к страшной реальности рукопашного боя (пусть и не к НАСТОЛЬКО страшной). Так что, братья-фантасты, мой вам совет: везите из будущего лишь улучшенное оружие для ваших телохранителей, солдат или кого уж там, а не самих этих телохранителей. Какие бы они ни были спецназовцы, каких фехтовальных высот они ни достигли бы в тренировочных залах своего «прекрасного далёка», через какие бы звездные войны ни прошли — именно тут возможна осечка. Все-таки в просвещенные эпохи ближняя резня холодным оружием воспринимается как ужасное исключение. А во времена наших предков это было столь привычным правилом, что менталитет подстраивался к нему, можно сказать, автоматически.