Горизонты вечности

Правда, в библиотеках хранились не книги в привычном понимании, а так называемые писания — средние и мелкие полотна с выведенным от руки текстом. Создавали и пополняли их только летописцы и писчие. Всё, что имело иную форму, содержание или принадлежало не официальным императорским авторам, приравнивалось по статусу к погребённым архивам и безжалостно истреблялось вместе с создателями и хранителями. То есть, даже проявление свободного творчества здесь считалось занятием еретика. Искать в библиотеках сколько-нибудь значимую для нас и «Магеллана» информацию не имело никакого смысла. Но вот искать там временное убежище — почему нет?

Мы с Холодовым натянули капюшоны и поспешили к центральной площади, держась подальше от оживлённых и ярко освещённых улочек. У местной одежды был один несомненный плюс, помимо защиты от жары, — в ней очень легко слиться с толпой. По пути мы остановились у маленького фонтанчика, утолили жажду и сорвали по плоду с рядом растущего гепрагона, что не возбранялось.

— Неудивительно, что «пёстрые» не развиваются, а живут в искусственных иллюзиях, — проговорил я, откусывая кусок. По подбородку потекла вязкая жидкость. — Им не приходится заботиться о поиске пищи и воды. Их единственная забота — убраться до рассвета с улицы. И раз в восемь пеклоциклов по желанию посетить непростую церемонию Подношения.

По таинственной причине вкус у плода гепрагона всегда был разным. Целая палитра вкусов, даже консистенция менялась. Так одна и та же пища никогда не надоедала, и жители верили, что Призрак не просто заботится о сытости населения, как прагматичный скотовод. Он заботится и о самом населении.

Впрочем, для этой странности мне удалось подобрать правдоподобное объяснение. По возвращении — если сложится — обязательно проверю догадку. Я отлично знал, как действует концентрат для транс-ампул, изготавливаемый из листьев гепрагонов. Так же знал, как действует порошок гепротик. Мне не составило труда предположить, как могли бы действовать плоды столь чудного растения. Вкусовое разнообразие — лишь убедительная иллюзия для едоков. Другой пищи в Империале не найти, поэтому оставалось надеяться, что этой мелочью галлюцинации ограничатся.

— Считаешь, абсолютно всё, связанное с Призраком Пустынь — выдумка? — поинтересовался Холодов. — Но ты ведь видел небо, изменившее цвет?

— Успел заметить.

— Какое бы объяснение ты дал «розовым крыльям» с научной точки зрения?

Он действительно считал меня учёным-криопсисоведом? Да я и о современном Криопсисе мало что знал, не говоря о прошлом.

— Не хочу гадать, — сказал я, — пока хоть краем глаза не загляну в архивы. Уверен, там есть здравое объяснение всем здешним невероятностям. А ещё мне не терпится посетить один из домов омоложения и посмотреть, как там всё работает.

— Мы слишком молоды, нас не пустят. Дома — для зрелых горожан. И количество посещений строго ограничено. Три раза за всю жизнь.

— Откуда ты знаешь, раз сам не был там? Я думал, они общедоступны.

— Так думал Сумволь, — уточнил Холодов. — Мы лишь переняли знания о мире своих оболочек. Твой парень откололся от Лучших, он — вещь в себе. Но Луза знает больше о домах и светской жизни.

— И чуть не погубила тебя, — добавил я.

— Поэтому пришлось заткнуть её всерьёз и надолго. Так и передай Сумволю — Лузы с нами больше нет.

— Он прекрасно тебя слышит, — отозвался я и отвесил Холодову оплеуху. — Не думаю, что эта информация упрочит наше союзничество.

— Да брось, Майло. Лучшие — самая зомбированная прослойка общества. Их маринуют в местной мифологии и лишают всякой индивидуальности. Ты носишь в голове бесполезного и потенциально опасного пассажира.

— Ладно, Ник, заткнись. Ты чересчур эмоционален, когда что-то доказываешь.

Мы добрались до центральной площади без происшествий. Ночные гуляния шли полным ходом. Главные шоу, так или иначе, были связаны с огнём. Одно из любимейших зрелищ у «пёстрых» — сжигания еретиков. Как сообщил мой всезнающий напарник, недобора в еретиках не бывало. За них сходили и менее неугодные императрице горожане-нарушители. Массовые сжигания после Подношения, как и единичные каждую ночь, стали традицией.

Нам посчастливилось угодить на массовые. Нет, во мне заговорила не маньячная сущность Майло Трэпта, а всего лишь доля здорового цинизма. Чем больше толпу занимало зрелище, тем меньше внимания полагалось нам, тривиальной молодой парочке. Только сейчас я осознал, что мы с Холодовым со стороны смотримся, как любовники.

— Не глазей, Ник, — посоветовал я, взяв его за рукав. — Поищи лучше острый камень.

На импровизированном помосте как раз собирались поджечь привязанного к столбу обнажённого бедолагу. Тот молчал, закрыв глаза. Некоторые зрители бросали ему в ноги переспевшие плоды. По преданию, все излишки полагалось уничтожать прежде, чем те начнут гнить. Императрица презирала любое гниение, считая его признаком распада общества.

Больная на всю голову фанатичка. Как и все её «пёстрые» вассалы.

— Этот пойдёт? — спросил Холодов, приметив нужный камень.

— Да.