Горизонты

— Славное оружие. Похоже, на нём найдётся место ещё для нескольких имён, — говорила она, пока Глиммершайн внимательно рассматривала свой пистолет. — Хотела сказать, что сожалею о случившемся с твоей мамой. Она погибла, защищая других, хотя всего, чего ей хотелось — это лишь учиться и растить любимую дочь.

— Кто ты? — прошептала Глиммершайн.

— Никто, да это и неважно, — ответила загадочная пони, встав на ноги. — Береги себя. И не забывай об этом. Будет жалко, если ты потеряешь бдительность. — Кобыла в плаще указала на храпящего зелёного жеребца, и Глиммершайн взглянула на него.

Когда кобыла обернулась обратно, таинственной пони уже не было.

* * *

За границей лагеря лес становился гуще, но облачённая в плащ пони шагала без особой озабоченности. Она сталкивалась с местами куда хуже этого и с угрозами куда более серьёзными, чем местные твари. Ладно, Убийственная Шутка по-прежнему встречалась местами, но хотелось верить, что здесь её нет. Защитники этих лесов, которые, возможно, были невидимы, то ли не обнаружили её, то ли узнали по прежним визитам. Это место было свято, но она не желала ему никакого вреда.

Толстые деревья внезапно поредели и уступили место большой поляне, в центре которой, возвышаясь, словно ржавый шар на моховой перине, маячила огромная сфера центра управления П.О.П… Укрытая плащом пони приблизилась, миновав пять камней. Мраморные надгробья полукругом расположились вокруг входа. На каждом из них был вырезан барельеф с изображением пони, бывших когда-то величайшими героями Пустоши. Они были простыми, но могла ли скульптура ухватить и передать то, что они значили для пони, которая их здесь установила?

Подойдя ко входному люку, кобыла постучала.

— Это я.

Ответа не последовало. Ещё один, более громкий стук.

— Ну же, открывай, — повторила она, буравя взглядом дверь. — Ладно, значит, хочешь по-плохому? Могу и по-плохому.

С этими словами она вынула бутылку виски, плюхнулась на землю перед дверью и принялась петь. Она пела громко, долго и ужасно, и единственная причина, почему не явились защитники, так это потому, что прежде они уже слышали эти песни. Она пела о друзьях. О любимых. О сожалении. О веселье. О горе. И пела она очень, очень паршиво.

Таким образом, на девятнадцатом круге про «И нет бы бутылочку виски прислать» голос кобылы рявкнул на неё сверху:

— Блекджек, заткнись!

* * *

Назойливое жужжание будильника выдернуло меня из сна. Я выпростала переднюю левую ногу из-под одеяла, нащупала в изголовье прикроватный столик и принялась дубасить моей… без ПипБаковой ногой по столешнице. Сильно.

— Ай! Дерьмо!

Шипя и жмурясь я уселась на постели.

— Кто прилепил мой ПипБак на другое копыто?

Погодите-ка. Эта потрёпанная, отстойная модель даже не моя!

— Что за шутки…

«Мама с меня шкуру спустит… ух…»

Со стоном я повалилась обратно на матрас и облизала губы, чувствуя кислую гадость во рту, и лишь после этого с трудом перекатилась на спину, пропыхтев:

— С добрым утром, Блекджек. Добро пожаловать в очередной захватывающий день в Стойле Девяносто Девять.

Я наполовину выползла, наполовину скатилась, наполовину грохнулась с кровати и энергично встряхнулась. Жизнь в Девяносто Девятом была обычной, а любое отклонение пресекалось кобылами охраны. У меня было полчаса, чтобы умыться, полчаса на приём пищи и ещё час, чтобы доложиться на посту. День, такой же, как и все другие с момента получения моей кьютимарки.

С неохотой я принялась копаться в куче накопившегося барахла.

«Эй, где-то тут ведь должны быть несвежие чипсы и пустые бутылки?»

— Уф… должно быть мама наводила порядок, пока была в увольнении. Надеюсь, это было мило.

Я ухмыльнулась. Мечтай, кобылка…

Мой рог засветился белым, и я, подняв магией с одной из куч комплект формы, нюхнула его… хм… когда это в последний раз моя одежда пахла пылью? Я отбросила комплект обратно в кучу и вытянула другой. Нюх-нюх… да, этот сойдёт.

Следуя к душевым, я миновала плакаты, задумывавшиеся, чтобы побуждать нас к товариществу и взаимопомощи… так, во всяком случае, нам постоянно твердили в школе. «Все мы в одной упряжке», гласил заголовок одной из картин, на которой абстрактная белая единорожка обнимала множество маленьких пони. Ещё на одной изображалась одинокая плачущая пони. «Не забывай», гласила надпись над ней.

Мимо меня прошла пара незнакомых пони и обе замерли. Глаза у обеих стали размером с блюдце.

— Эй, вы двое! Вам известно, кто взял мой ПипБак? — сердито спросила я, но они повернулись и бросились бежать. Тьфу, быть дочерью начальницы охраны то ещё удовольствие…

Когда я добралась до общественных душевых, мои уши уловили знакомое хихиканье. Проходя мимо кабинки, я взглянула на пару кобыл, что просто мылись и болтали о предстоящей смене. Хм… почему я ждала чего-то иного? Тем не менее, моя репутация была вполне очевидна, потому что эти пони, заметив меня, уставились с некоторым трепетом.