Горькая брусника (СИ)

   Мне шесть лет. Мы в гостях у маминой сестры Галины. Взрослые и четырнадцатилетняя Алена сидят за большим столом. Для нас, малышей, накрыли отдельно: меня и мальчишек, сыновей тети Гали усадили за неудобный пластиковый детский столик. Мальчишки едят "Наполеон" неаккуратно, крошки падают мимо столешницы на пол, я пытаюсь подставлять ладошку под рассыпчатый кусочек торта. Игорь, мой ровесник, корчит смешные рожицы, и мои усилия не сорить пропадают втуне. Крошками вокруг нас усыпан пол. Мама сердится и грозит мне пальцем.

   - Галя, Настя будто твой ребенок, так она похожа на мальчиков.

   Я смотрю на большеротых, скуластых, короткостриженых братьев и расстраиваюсь: не хочу быть похожей на них.

   - Мои-то мальчишки вырастут и если не станут красавчиками - это не страшно. Мужчине необязательно походить на Алена Делона. А вот невзрачной девочке будет трудно найти мужа, - заявила тетя, и все посмотрели на меня.

   Братья захихикали. Они тоже прислушивались к разговору взрослых. Я покраснела, как вареный рак и впервые осознанно ощутила себя неполноценным человеком. От жгучего стыда и унижения слезы навернулись на глаза.

   - Галя, а по-моему ты преувеличиваешь. У нашей дочери столько живости и обаяния, что его хватит и на пятерых ровесников, - ринулся отец на мою защиту.

   Я почувствовала к нему безграничную благодарность.

   - Дима, ты путаешь ослиную упёртость и непослушание с живостью. Вот Алена всегда была доброй и послушной девочкой, а Настю ни уговорами, ни лаской не сдвинуть с места, если она не хочет.

   Мальчишки навострили уши, с удовольствием слушая беседу взрослых. Еще бы, сейчас публично унижали их врага. Дело в том, что я накануне ухитрилась поссориться с обоими братьями. Мама повернулась к тете Гале.

   - Месяц назад в садике она повалила Валеру в лужу - это мальчик из ее группы - и давай макать ребенка головой в воду.

   Мне хотелось закричать: "Мама, пожалуйста, не надо! Ничего не рассказывай. Братья задразнят меня". Но я промолчала, зная, что просить бесполезно. Мама считала меня виноватой во всем.

   - Представляешь, Галя, что я чувствовала, слушая крики матери Валеры. Она говорила: "Настя садистка и место ей в колонии для несовершеннолетних". Мне было стыдно за своего ребенка. Алене в ее возрасте мальчики цветы дарили, а сейчас вообще молчу, стихи сочиняют, песни в ее честь пишут.

   "Как же, молчишь, - подумала я, - все рассказала".

   Я искоса взглянула на сестру. Алена мило покраснела и опустила голову. А мне вспомнилось, как вчера вечером она схватила меня за нос и больно сдавила, приговаривая: "Не смей ходить за мной шмакодявка". Я имела глупость увязаться за сестрой, которая пошла гулять на улицу с подружками.

   - А до этого происшествия, моя девочка навешала плюх Юрке, - засмеялся папа.

   - Не понимаю, чему ты радуешься? - разозлилась мама. - Девочка растет оторвой и хулиганкой.

   - Глупости, Тоня, я уверен: у Насти была причина так поступить, - упорствовал папа.

   У меня потеплело на душе. Причина была.

   "Почему когда дерутся мальчишки - это нормально? А когда девочка - нет? А если по-другому не получается?" - размышляла я, ковыряя в тарелке. Торт меня больше не интересовал. Тогда у моей подружки Киры Валера отобрал ее любимую куклу и бросил в лужу. Кира плакала, а он стал на куклу ногой и раздавил ее пластмассовую голову. Я толкнула его, чтобы он сошел с поверженной игрушки. Валера поскользнулся и упал. Конечно, он разозлился и пхнул в лужу меня. Мы с ним подрались в этой луже. Я оказалась сильнее и повалила его. В этот момент и прибежала воспитательница. Валера соврал: будто я без причины напала на него. Валентина Петровна не стала слушать моих объяснений. Она поставила нас обоих в угол. А когда пришла мама Валеры, он наябедничал ей.

   До сих пор помню ту обиду: никто не удосужился выслушать меня или Киру. Я почувствовала такую беспомощность, словно стала пустым местом, никем и ничем.

   А Юра рассыпал мои пазлы, сложенные с таким трудом. Ну, тут я тоже была виновата, обозвав его рыжим и конопатым, убившим дедушку лопатой. Мы подрались и выяснили с ним отношения. Ни я, ни Юра ничего родителям не говорили, но воспитательница, которая разнимала нас, все доложила маме.

   "Почему взрослые, считая себя мудрее, так не справедливы к детям?" - не раз задавала я себе этот вопрос.

   Следующий отрывок из памяти. Клубочек воспоминаний сделал еще виток.

   Я вхожу в комнату. Мама и Алена сидят на диване в обнимку и о чем-то шепчутся. На улице мне удалось поймать блестящего зеленого жука, держа сокровище на ладони, я приблизилась к ним. Дикий крик Алены полоснул по ушам.

   - Мама, скажи ей, пусть выкинет эту гадость!

   Мама оборачивается ко мне.

   - Настя, сколько можно говорить: не приноси с улицы всякую дрянь. - Она берет с журнального столика салфетку, хватает жука с моей ладони и выбрасывает в открытое окно.

   Я реву: замечательный жук исчез в траве.

   - Она нарочно издевается! - сердится сестра.

   Мама с укоризной смотрит на меня.

   - У твоей сестры фобия. Это ты у нас толстокожая и ничего не боишься. Настя, нужно уважать чужие чувства, - выговаривает она мне.