Горькая любовь князя Серебряного

— Нет, Никита Романыч, — сказала грустно Елена, — счастья нам не было написано. Кровь Дружины Андреи-ча была бы между счастьем и нами. Я погрешила против него, я виновница его смерти! Нет, Никита Романыч, мы не могли быть счастливы. Да и кто теперь счастлив?

— Да, — повторил Серебряный, — кто теперь счастлив! Не милостив Господь ко святой Руси; а все же не думал я, что нам заживо придется разлучиться навеки!

— Не навеки, Никита Романыч, — улыбнулась грустно Елена, — а только здесь, в этой жизни.

— Зачем, — сказал с мрачным видом Серебряный, — зачем не сложил я голову в битве! Зачем не казнил меня царь! Что мне теперь осталось на свете?

— Неси крест свой, Никита Романыч, как я мой крест несу. Твоя доля легче моей. Ты можешь отстаивать родину, а мне остается только молиться за тебя и оплакивать грех мой!

— Какая родина?! Где наша родина?! — вскричал Серебряный. — От кого нам ее отстаивать? Не татары, а царь губит родину! Мысли мои помешались, Елена Дмитриевна… Ты одна еще поддерживала мой разум, теперь все передо мной потемнело; не вижу боле, где ложь, где правда. Все доброе гибнет, все злое одолевает!

Серебряный опустил голову.

— Неси крест свой! — повторила Елена. — А я не перестану молиться за тебя!

Она обняла его как брата и поцеловала три раза.

— Прости! — опустив на лицо покрывало, она, в свою очередь, низко поклонилась ему и удалилась.

Стали звонить к вечерне. Серебряный долго глядел на удаляющуюся Елену… Потом поднялся. Молча сел на коня.

Молча поехал с Михеичем обратным путем по густому лесу.

Курились дымом обугленные развалины на месте сгоревшей Слободы. Головешки, пепел покрывали землю.

Князь Серебряный, подъехав к пепелищу, услышал голос блаженного Василия:

— … Яко огнь попаляяй дубравы, яко пламень пожи-гаяй горы, тако поженеши я бурею твоею, и гневом твоим смятеши я… Страшнаго дне пришествия твоего ужасаюся, Христе, — и, неумытнаго, судилища бояся, Господи, ужасаюся и трепещу…

Не понукаемый хозяином конь нерешительно ступил на покрытую пеплом землю.

Великая боль и горе стояли в глазах князя Серебряного.

По пепелищу бродили погорельцы, слышались причитания.

А один косматый мужик, вдруг вскинул руки и, обратив лицо свое к небу, возопил:

— Господи!.. Господи!.. Господи наш, Иисусе Христе. Пошто ты отвернулся от святой Руси! Обрати, Господи, свой лик на нас сирых, нищих, убогих! Не дай нам погибнуть, Господи!.. Господи!.. Господи!

Серебряный, вздохнув, спросил у плачущего блаженного:

— Что, Вася… Неужто не будет счастья людям на Руси?

— Не будет… — ответил ему блаженный, — Пока не поймут челов еки, что не злом живы они, а также милосердием своим!

Серебряный медленно тронул коня… Блаженный посмотрел вслед князю, поднял руку и осенил Серебряного крестным знамением.