Горькая луна

К примеру, как вы думаете, чем мы занялись после того, как насытились вплоть до безумия нашими неудобоваримыми тайными выделениями? Держу пари, что не угадаете: ласками. Мы прижимались друг к другу и начинали нежно трепетать в состоянии полной душевной безмятежности, не чувствуя собственного веса, иногда вздрагивая от поцелуя, убаюкиваясь в лучезарном расширении всего нашего существа. Каждый член имел свой ореол особенной теплоты, плечи, бедра, руки — собственную температуру, которая передавалась коже. Объятия эти вносили в наши забавы мгновения тишины, покоя стоячих вод, где мы черпали новые силы. Когда же возбуждение спадало и кровь обретала свой плавный ход, мы впадали в дрему, позволяя выдохам нашим вести диалог в ритме успокоившегося дыхания. На следующий день мы, вспоминая вечер, хохотали как сумасшедшие — повторяли безумно обманчивые слова утоленной страсти, но холодно, в комедийном тоне, что придавало этим сбивчивым, задыхающимся фразам фарсовый характер. Лингвисты гротескного порока, мы дразнили друг друга: я насмехался над ее криками, способными разбудить мертвого, она над моими стонами осипшего голубя. Вот так мы, клоуны похоти, грубоватыми шутками возрождали — с целью изгнать прочь — великое потрясение, которое накануне заставило нас ощутить край бездны. Ибо любителей сексуальных странностей подстерегает опасность преклонения перед проклятым образом, князем тьмы, черным ангелом, тогда как в самой глубине мерзости таится педантичная, тщательно организованная размеренность, нечто от горничной, от старого холостяка, смахивающего пыль с мебели. Перверсии необходим порядок, и этот порядок запрещает ей принимать облик великого переворота. В общем, разврат этот не разъедал нас, напротив, мы обжились в нем, как другие на кухне. Мы нежно журчали в грязи, мы любили друг друга, уютно устроившись в кружочке наших фантазий. Мы безоговорочно желали изучить самые низкие разряды испорченности, но не обманываясь на их счет. Хотя все любовные связи тяготеют к равновесию с той же непреложностью, как смесь горячей и холодной воды дает теплую, в нашу мы внесли принцип антагонизма, усложнения, которые всасывали разрозненные силы и вливали их в круговорот страсти. Мы хотели защитить нашу историю от напасти быть внятной и простой. Мы ринулись в крайности с энергичным простодушием, бросая вызов собственной гадливости, испытывая некую гордость от того, что бросаем ей вызов. Не стоит драматизировать наше беспутство: мы неустанно и всеми средствами давали друг другу доказательства взаимной и растущей любви. Разве не совпадало наше восхождение к самым утонченным уровням чувственной радости со смыслом знаменитой поговорки: чуть больше, чем вчера, чуть меньше, чем завтра?