Горькая новь

- Зачем, Иван, возишь своей суке подарки, она без тебя тут вертит хвостом, не очень ты ей нужен. Иван в недоумении застыл, по лицу видно, как медленно прокручиваются жернова его мозгов.

- Ах, так я сука, а к кому Кондрашка - то ходит, сволочь ты такая! - Стешка остервенело вцепилась в волосы свояченицы. Все повскакивали, поднялся визг и гвалт, перевернулся стол. Посыпались маты, зашлёпали оплеухи, затрещали воротки, короче всё выкатило на хорошо проторенную дорогу.

* * *

- Мы к тебе, кум, вот с Григорьевичем пришли песни петь, улыбался Михаил Пономарёв.

- Милости просим, вот и хорошо, что надумали, давай жена, сооружай на стол, - ответил Николай Селивёрстович. Садитесь - ка, сначала выпьем да закусим, а потом уж и споём.

Пономарёв и Бабарыкин жили без жен. Росли они вместе с моим отцом и с детства дружили. Пришли в гости и Кум Лазарь с кумой Евгеньей да кум Яков с кумой Всилисой. Закусить у моей матери было чем, так же и выпить. Компания дружная, хотя первые два гостя были далеко не смирёные. После нескольких стаканов затянули любимые песни "Не кукуй ты моя кукушечка, или "Уехал казак на чужбину далёко". Пели самозабвенно с переживанием, накатывали ещё по нескольку стаканов бражки и тогда пели уже до слёз.

А у соседей продолжались разборки.

- Ах ты, змея! так ты без меня шалавалась! Застрелю суку! Все трофеи сожгу! - Пьяный Рыбкин орал на всю деревню и с остервенением колотил свою Варюху. Вытащил из - под матраса револьвер, и выстрелил в потолок. Гостей из комнат начало сдувать, изба опустела.

Несколько дней гуляла Тележиха. В редких кампаниях не было ссор и драк. По ночам по селу неслись дикие крики, весёлые песни, маты, стрельба, бабий визг и бесконечный лай собак - так была отпразднована встреча победителей. Проходило похмелье у мужиков, руки соскучились по работе, да и сами хозяйства требовали заботы и ухода. Несколько лет подряд не давали спокойно жить и работать. То германская тянулась более трёх лет, то с совдепами канителились, то колчаковцы с карательными отрядами, то междоусобная с казаками и с такими же мужиками затеялась. А хозяйство оставалось на немощных стариках да бабах с детишками, всё приходило в упадок. Взялись мужики ремонтировать сани, крутить черёмуховые завёртки, исправлять збрую. Надо домолачивать хлеб, вывозить оставшееся на покосах сено, подвозить дрова, подправлять крышу и ремонтировать городьбу вокруг усадьбы. Время пролетит, не успеешь моргнуть, как подойдёт посевная. Пора уже садить в корытца по сто зёрен пшеницы, овса, ячменя. Надо знать какая будет всхожесть, как бы не пришлось искать семена.

- Ты, сосед, сколько думаешь десятин посеять - то? - Спрашивал Федота Клопова Авдей Печёнкин. Не успел тот ответить, как по воротам громко застучали палкой и крикнули, чтобы хозяева шли на сборню. Здесь, в прокуренном помещении толпилось уже десятка три мужиков. У стола сидели двое, приехавших из волости. Что - то чувствовалось новое, народ стал ходить свободно, без боязни, давно так не было, и люди всё шли и шли. Власти в селе не было ни какой. Собрание открыл приезжий, избрали президиум - председателем Привалова, секретарём Филиппова. На повестке дня два вопроса. Первый - международное и внутреннее положение - докладчик представитель волости. Второй вопрос - об организации в Тележихе ячейки РКП \б\, для большинства эта звонкая тарабарщина ни о чём не говорила, пришлось объяснять. Председатель предупредил, чтобы ни кто не курил, дал слово докладчику, который начал сначала тихо, потом всё громче, для большей выразительности жестикулировал обеими руками, того и гляди, ткнёт в глаз рядом сидящему, но всё обошлось. С половины речи перешёл на самую высокую ноту, брови сдвинулись, глаза стали злыми и, под конец вовсе закричал, засыкая рукава, как будто хотел с кем - то драться. Деревня таких чудаков раньше не видала. Все притихли, слышно только оратора, а он продолжал: