Горькая новь

Пока мы ездили на ликвидацию Бело Ануйского восстания в Тележихе назревало своё. Мужики тайно сговаривались. На эти сборища созывал бывший пламенный партизан Пётр Бурыкин. Частенько к ним приезжал и командир второго партизанского эскадрона Ларион Колесников. О чём там говорилось, не известно, можно только с большой точностью догадываться. Через три месяца стало явным - был заговор, готовилось восстание против Советской власти. Но ни как не вмещалось в голове и не хотелось верить, что бывшие партизаны, в абсолютном большинстве бедняки и средняки, могли восстать, как в Белом Ануе В Тележихе открытых выпадов против коммунистов не было, хотя за развёрстку все обвиняли нас, ячеичников. Антисоветские разговоры велись в открытую, тогда ещё ни кто, ни кого не боялся. В это время в Кош - Агачском и Коксинском аймаках занимали большую территорию остатки белогвардейских отрядов русских и алтайцев под командованием есаула Кайгородова, калмыцких баев Тужлея и Аргамая. Влились в эти отряды и вернувшиеся из Монголии русские казаки. Для их ликвидации стали создаваться части особого назначения. Было сформировано несколько эскадронов. Я был зачислен в седьмой.

По возвращению из отряда осенью я уже отцу не помогал в хозяйстве, а уехал работать в Солонешное в финансовый отдел. Жаль было расставаться с родными, знакомыми и друзьями, а особенно с подругами. Жалко было оставлять старичка Мухортушку на котором я начал ездить с пяти лет. Но я думал, что Солонешное не за морями и всегда буду приезжать домой. Погода установилась тёплая, страда была в разгаре. Но спокойно людям не давали ни работать, ни жить, их торопили с уборкой и трясли с недоимкой. Кроме того, бесперечь посылали в разные места на своём транспорте отбывать трудгуж повинность. Хорошо ещё, если это выпадало на непогожий день, не так болела у мужика душа.

Меня же ожидало новое дело, новая жизнь, смогу ли? Это меня волновало и заботило. А что придётся жить в чужих людях - этот опыт уже имел. В волревкоме встретили по - товарищески, хотя и был всех моложе, только - только исполнилось восемнадцать, но меня уже знали, да и я многих знал. Коллектив волревкома уже тогда был большой не то, что до семнадцатого года, когда здесь сидел волостной староста, да урядник с писарем. Волревком занимал деревянное здание бывшего волостного правления, справа в ограде росли деревья, в углу склад с архивом, входная дверь на площадь с высоким ступенчатым крыльцом, была и вторая дверь с выходом в ограду. Две угловые комнаты были каталажными камерами. Тогда в волревкоме работали Никита Иванович Александров, Эдуард Иванович Ранкс, Андрей Иванович Калнин, Григорий Степанович Беляев, Дмитрий Картель, Валишевский, Харлампий Котенко, Анипадист Андреевич Стукалов, Михаил Иванович Егоров, Федот Сергеевич Филиппов, Филипп Степанович Карпов, по фамилии Кулик было двое, в земельный отдел был принят мальчишка моих же лет Митя Гусев. Ещё нескольких человек фамилии я забыл.

Поставили меня на квартиру, на выезд вверх по Аную, к Абламскому Степану, семья которого состояла из шести человек - двое стариков, сын Клементий с женой и их дети. Образ их быта суровый и замкнутый, медные иконы, посуда отдельно для своей семьи, хозяйство крепкое, старый дедовский крытый по - круглому дом, четыре амбара, конюшни да коровники, табун лошадей в пятнадцать голов, стадо коров, отара овец, большая пасека и разная птица. Жнейка и грабли. Но кулацким их хозяйство не считалось, так как наёмной силой не пользовались, а работали сами день и ночь. Ко мне они относились хорошо, готовили еду отдельно. Мне отвели деревянную койку с постелью. Работа в ревкоме не нормирована, хоть сутками работай, постоянная спешка, сутолока, неразбериха. С первых дней я занимался составлением и перепиской разных списков и описей на предмет обложения всевозможными видами налогов, подсчитывал по присылаемым сводкам, сколько и по какому селу процентов выполнения того или иного вида налогов.