Горькая правда художника (СИ)

В конце концов, Елена Николаевна поняла, что несчастна, что всё неинтересно вокруг, на всём печать скуки и разочарования, ничто не радовало её, а муж стал даже противен. Вначале она боялась, что он заметит перемену в ней и начнёт расспрашивать. Но он не замечал ничего, не расспрашивал, и ей уже хотелось этого. В душе она возмущалась им: "Чурбан, бревно бесчувственное! Как так можно? Не видеть, что жена смертельно ранена, готова помешаться от боли! Как он может жить по-прежнему, будто и не случилось ничего?"

Теперь она часто присматривалась к нему - как ест, читает, почёсывая пухлую грудь и прихлёбывая чай из стакана, и обнаруживала в нём недостатков всё больше. Удивлялась: как не замечала этого раньше? Почему не видела, что они скучно и неинтересно живут?

Вспоминался художник. Она всё ещё любила его, хотя прошло уже более полугода. Успокаивая себя, думала: "Наверное, он прав. Что в их положении можно изменить? Семьи, дети... Надо покоряться, нельзя отдаваться увлечениям, ведь всё равно это не вечно, пройдёт, кончится..."

Неторопливо, но и не медленно летело время. Прошло 2 года. За делами, заботами художник вспоминался всё реже. Елена Николаевна успокоилась, поверила: всё проходит.

Но случилось так, что её послали в командировку. Дорога лежала через его город. Но она как-то не подумала об этом, не вспомнила. Вспомнила лишь тогда, когда через сутки увидела вечером сквозь вагонное окно освещённую надпись вокзала. Яркая, огромная, она поразила её.

У Елены Николаевны отяжелели ноги и ёкнуло сердце. "Ведь это же... - прочитала она ещё раз надпись. - Здесь живёт ОН! И сейчас здесь, может, даже недалеко. Боже мой!" - простонала она.

Ей немедленно захотелось что-то сделать - закричать, кого-то позвать, помчаться к нему в город. Но вместо этого она вытерла платком выступившие слёзы и вышла из вагона.

"Два года, два года! - в тоске повторяла она. - Два года! Забыл уж, наверно..."

А сердце кричало, рвалось. Два года... два года! Без переписки, без напоминаний.

- Сколько стои`т наш поезд? - спросила она как можно спокойнее у проводника чужого вагона.

- 40 минут. Узловая, - равнодушно ответил тот.

- Спасибо... - Она пошла к вокзалу.

По дороге она вспоминала то, о чём когда-то говорил ей художник, его "правду", и отчего-то была не согласна с ней сейчас. От его правды не хотелось жить. Какая же это правда, если человек отнимает у себя счастье? Всё в ней бунтовало против этого. Страшная это правда, неправильная. Но в чём, в чём неправильная?

Она опять не знала. Ни сейчас, ни тогда. Как не знают этого тысячи других людей, и, наверное, он сам, и вот она, и многие, многие. Может, оттого люди и не счастливы, что не могут, не умеют добраться до настоящей правды?

Вспомнились слова одного из героев чеховской "Дуэли": "Никто не знает правды..."

"Боже, как это грустно и верно! Никто, никто не знает, в чём правда", - повторяла она в душе своей, проходя в двери вокзала.

"А вдруг я увижу его здесь? - затеплилась надежда. Вздрогнув от такой мысли, она стала всматриваться в проходивших мимо мужчин. - Нет, это из области невероятного..."

Елена Николаевна заметила телефон-автомат, и её осенило: "А что, если позвонить ему? Театр в городе, вероятно, один. Сейчас вечер, идёт какой-нибудь спектакль. Ничего мудрёного, если художник ещё в театре".

Она так обрадовалась, что не сразу сумела открыть дверь в будку. Потом долго рылась в сумочке и не могла отыскать нужную монету. А сердце в груди прыгало, прыгало. Наконец, две монетки нашлись. Дрожащей рукой Елена Николаевна засунула в щель 15 копеек и сняла трубку. Набрала 09 - справочное бюро.

- Справочное? Пожалуйста, телефон драматического театра.

Когда она набрала номер, указанный справочной, в трубке что-то прогудело. Телефон не соединился с абонентом. Монетка, к счастью, не провалилась в щель. Елена Николаевна торопливо повесила трубку, опять стала набирать номер. Второй раз ей ответили. Оказалось - администраторская. Она попросила пригласить к телефону художника Астраханцева, если это возможно, но ей назвали его телефон и повесили трубку. Надо было звонить снова. Но кончились монеты.

Торопясь, она вышла из будки и направилась в кисок союзпечати. Разменяла там деньги и чуть не бегом вернулась назад. Вперёд её к будке автомата подошёл мужчина.

- Умоляю вас... я с поезда! - попросила она. Во рту у неё пересохло.

Мужчина коротко взглянул на неё и молча отошёл.

Надо было опускать монету, но она забыла номер и, силясь припомнить его, почувствовала, как ею овладевает ужас. Опять налились свинцом ноги.

Кажется, она вспомнила. Взглянула на часы - и вспомнила, успокоилась: до отхода поезда оставалось 29 минут, поговорить она успеет, если, конечно, Астраханцев в театре.

Она убедилась ещё раз, что номер телефона вспомнила правильно - именно так ей и сказали: 32-43, она ещё запомнила: по краям тройки, в середине - 24, полночь, 24 часа то есть. Опустила монету и набрала номер.