Горькая правда

— Загрузился по полной, — докладывает Сэм.

— Тогда, может, кофе?

— Спасибо, это было бы славно.

— Пойду заварю свежего.

Элинор берет в руки кофейник.

— Да нет, не стоит, — удерживает ее Сэм. — И этот сгодится. Люблю тепленький. — Он трясет свернутой газетой: — Читали?

— Что именно? — спрашивает Элинор.

— Сегодняшнюю "Сентинел". Видели, что эта сучка Фанни Террант написала обо мне? — Усаживаясь на диван, он чувствует под собой что-то твердое и вытаскивает из-под подушки газету. — Значит, читали, — огорчается он.

— Я только одним глазком успела посмотреть, — лепечет Элинор.

— А ты? — обращается Сэм к Адриану.

— Элли зачитала мне несколько фраз, — признается тот. Сэм бросает на Элинор укоризненный взгляд. Та передает ему чашку кофе со словами:

— Из самого начала.

— Что конец, что начало — без разницы!

— Ну и как ты по этому поводу себя ощущаешь?

— Как будто меня с большой высоты обделал стервятник, страдающий разлитием желчи.

Адриан смеется.

— Хорошо сказано. Только что придумал?

— Это цитата, — бурчит Сэм.

— Вот как? Откуда?

— Из моего предыдущего сериала.

— Сэм, — вступает в разговор Элинор, — как тебя угораздило дать этой особе интервью? Ты же читал ее художества.

— Я думал, что… да не помню как… — оправдывается Сэм. — Их такая прорва, этих баб, — со всеми их колонками, интервью…

— Не скажи, она особо славится… — возражает Элинор.

— Это я славлюсь, — возмущается Сэм, тыча указательным пальцем себе в грудь. — Она тут без году неделю, рановато ей славиться.

— Ладно, не славится. Известна. У нее особая репутация.

— Ну, позвонила она мне как-то, и такие слюни распустила по поводу "Сухого остатка". Вроде ей и вправду понравилось.

— И ты купился на эту старую как мир приманку? — удивляется Элинор.

— Ну да… Мне и в голову не пришло, что человек, который так дельно судит о моей работе, может написать такое… — Сэм качает головой, словно и сейчас не верит, что Фанни Таррант способна на подобное коварство. — Еще и ленчем ее угостил. Сам все готовил: суп-пюре из шпината, пошированная семга под майонезом, причем не под дрянью какой-нибудь из баночки, вроде "Брилкрим", а растер собственноручно. И к этому бутылка "Pouilly-Fuisse" — пятьдесят кровных за ящик.

— Бедняга, — сочувственно вздыхает Элинор.

— Черная неблагодарность, да и только, — вторит ей Адриан. — И это после домашнего майонеза и всего такого прочего!

— Остришь, да? — накаляется Сэм.

— Нет, что ты, — оправдывается Адриан. Сэм смотрит на него недоверчиво. — Нет же, — повторяет Адриан, энергично мотая головой, но его губы предательски подрагивают от смеха.

— Пойду-ка переоденусь, — решает Элинор. — Ты еще побудешь у нас, Сэм?

— С полчасика.

— Вот и чудно. Я мигом. Ты так давно не приезжал к нам.

— Был нечеловечески занят. Со всеми связь потерял.

— Кроме Фанни Таррант, — язвит Адриан. Элинор уже вышла из комнаты.

— Это ж в интересах дела, — не сдается Сэм. — Если ты сам, Адриан, махнул рукой на огни рампы, нечего смотреть свысока на нас, грешных, которым все еще приходится крутиться в этих лучах.

— Крутиться в лучах огней рампы…? Боюсь, Сэм, у тебя из-за голливудских контактов страдает стиль.

— Во вторник у меня как раз была одна встреча — чрезвычайно важная. Молю Бога, чтобы "Sunday Schadenfreude"{9} не попало на телестудию.

— Не надейся — отыщется добрая душа.

— Благодарю за дружескую поддержку.

— Таков мир, в котором мы живем. Вернее, мир, в котором живешь ты.

— И что же это за мир такой?

— Мир, где бал правят массмедиа. Главный движитель культуры — перемывание косточек.

— То есть зависть, хочешь ты сказать, — уточняет Сэм. — Есть люди, которым просто дурно становится от чужого успеха. Если ты вкалываешь по-черному, делаешь себе имя, зарабатываешь деньги какие-никакие, они просто из кожи вон лезут, лишь бы тебя опустить.

— Но ты сам предаешь себя в их руки, когда соглашаешься на интервью с Фанни Таррант и ей подобными.

— Тебе легко говорить — она тебя ни о чем не просила.

— Ну почему же! Просила, — заявляет Адриан.

— Кто, Фанни Таррант? Когда?

— Несколько недель назад.

— И что ты ответил?

— Ответил: "Благодарствую. Не стоит труда".

— С чего это ей взбрендило тебя интервьюировать?

— Понимаешь, я не совсем забыт как писатель, вот в чем штука.

— Да нет, само собой. Я не то хотел… имел… — Сэм путается в словах.

— "Укрытие" включили в программу выпускных школьных экзаменов.

— И очень правильно сделали, — оживляется Сэм, вновь обретая почву под ногами. — Но "Укрытие" вышло чуть не двадцать лет назад. Воскресные газеты обычно нацеливаются на что-нибудь посвежее. В чем тут фишка?

— Фишка?

— Ну да, смотри, — Сэм терпеливо объясняет Адриану, как малому ребенку, — информационный повод для моего интервью — предстоящая телепремьера "Тьмы".

— А, понимаю.

— Но вряд ли Фанни Таррант захотела бы интервьюировать тебя потому, что на прилавках появилось "Все лучшее о крикете" — так вроде называется твоя новая антология?