Горькая радость

Смерть Бера Ольсена, находящегося в кое-каком родстве с Бердамами и Тридби, вызвала в Корунде массу пересудов, и самой животрепещущей темой стала проблема с захоронением — ведь самоубийц не положено хоронить в освященной земле. Незначительное, но очень активное меньшинство настаивало на том, чтобы грех самоубийства был наказан посредством погребальных санкций в виде отказа в благословении и последнем упокоении в освященной земле. Монсеньор О’Флаерти, как и ожидалось, занял самую жесткую позицию, несмотря на то что его викарии придерживались более умеренных взглядов. Такую же непримиримость продемонстрировали и некоторые протестантские священники. Полемика была оживленной и беспощадной и породила новый раскол в христианском мире: два самоубийства в Вест-Энде сопровождались массовым исходом прихожан из католической церкви, когда преподобный Томас Латимер заверил семьи погибших, что Бог Генриха VIII в вопросах погребения более уступчив, чем Ватикан, хотя один из его собственных викариев был иного мнения и, подобно монсеньору О’Флаерти, утверждал, что самоубийство — это единственный грех, которого Господь не прощает.

Томас Латимер, представлявший в Корунде довольно грозную силу, гремел с кафедры во время поминальной службы, что ни один мужчина, женщина или ребенок, покусившийся на свою жизнь в таких условиях, как сейчас, не может находиться в здравом уме: сумасшествие тоже является даром Божьим, а самоубийство — это его неотъемлемая часть. Его компетентное мнение, высказанное в столь эмоциональной форме, в условиях 1931 года казалось разумным, логичным и вполне приемлемым, хоть и вызывало некоторый душевный протест.

Идя за Грейс с сыновьями, облаченная в черное Эдда оглянулась, чтобы оценить размер толпы, следовавшей за гробом на небольшое кладбище рядом с церковью Святого Марка, где хоронили членов пасторских семей, а также Бердамов и Тридби. Сплошной черный поток без единой светлой точки. В эти тяжелые времена в траурных одеждах не было недостатка.

Сейчас умирает гораздо больше, чем рождается. Мужья больше не спят со своими женами, потому что не знают другого способа избежать зачатия. А кто сейчас рискнет заводить детей? Дела становятся все хуже и хуже.

«А что происходит с нами, сестрами Латимер? Мы тоже не в лучшем положении.

И этот дурень Джек Терлоу! Трещит на всех углах, что готов приютить Грейс, и люди уже начинают шептаться, что моя сестра подцепила нового мужа, еще не похоронив прежнего. Какие злые языки! Да посмотрите на нее, дураки! Она же в отчаянии от своей утраты. И никто не сможет ей помочь, даже этот чертов Джек Терлоу! Воображает, что нашел свое предназначение в жизни. Но если мы ее не поддержим, она ляжет под Джека и будет полностью ему подчиняться. Она несамостоятельная и должна обязательно на кого-нибудь опираться. Грейс быстро найдет утешение.

Мы похожи на черных ворон. Я знала, что Китти придет. Я вонзаю шипы, Китти сразу сносит голову, Грейс приносит воду, а Тафтс опускает людей на землю. У каждой из нас свое предназначение.

После замужества Китти стала очень зависимой, Чарлз Бердам — собственник по натуре. Но ведь таковы все мужчины, у них звериные инстинкты. Он нарочно изолировал ее на Католическом холме. Без машины туда не доберешься, а мне не по средствам иметь машину. Китти водить не умеет, и он ее не учит. Как замужество все меняет! Появляется чужой человек, и наша четверка распадается. Как же мне не хватает Китти!

Бедняжка Брайан. Ему ведь всего два годика, и он с трудом тащит свои маленькие ножки — штаны до колен, подтянуты чуть не до подмышек, слишком большой пиджачок, застегнутый на все пуговицы, чтобы как-то держаться на плечах, галстучек, черная повязка на рукаве. Левый носок спустился, из носа текут сопли, на голове торчат белобрысые вихры. Какой чудный мальчишка! Ведь в них обоих течет и моя кровь. И этот запах левкоев и гвоздик! Сладкий и одновременно горький. Теперь он всегда будет напоминать мне об этих ужасных похоронах».

Хотя поминки считались католической традицией, преподобный Томас Латимер решил устроить после похорон прием, на который собралось около сотни человек. Там были напитки на выбор и множество фуршетных закусок. Расходы оплатил Чарлз Бердам. Тафтс отвлекала Чарлза, пока Эдда говорила с Китти, затащив ее в маленькую комнатку, о которой знало только семейство пастора. Смерть Бера расстроила Китти, но не выбила ее из колеи, даже несмотря на ее собственную недавнюю потерю. Выглядела она прекрасно.

— Ты стала одеваться гораздо лучше, — заметила Эдда, садясь на стул напротив сестры. — Шляпа просто потрясающая, где ты ее купила?

— Это не я, — тихим медовым голосом ответила Китти. — Чарли обожает рыскать по магазинам, чтобы купить мне что-нибудь по своему вкусу. — Она еще больше понизила голос: — Он разбирается в одежде не хуже, чем женщина, и вкус у него гораздо лучше, чем у меня. Во мне в этом смысле слишком много от Мод.

Китти вздохнула и засмеялась своим мелодичным смехом — как чудесно слышать его снова!