Горькая соль войны

Редкие самолеты Красной Армии вступали в отчаянные схватки с немецкими самолетами и горящими свечами уходили к земле.

Сумерки наступили раньше, чем ожидалось. Причиной тому были дым и копоть, поднятые на многокилометровую высоту. Но и сумерки не принесли облегчения городу и его жителям. Ветер разогнал дымные, копотные облака, и черное небо щедро усеяли яркие августовские звезды. В небеса полетели разноцветные ракеты — немецкие диверсанты, пробравшиеся в город, показывали ночной авиации немцев цели для ударов.

Ближе к утру, когда ангелы смерти перестали бесноваться в небесах, на свежих городских пожарищах завыли собаки.

Последний выходной день, выпавший городу, принес его людям смерть, отчаяние и боль. Никто не подсчитывал потерь, это было невозможно.

Это был первый день начавшегося сталинградского Армагеддона, в котором предстояло гореть и бесам и агнцам.

Не сирены воздушной тревоги выли над городом, не паровозные гудки будоражили души граждан.

Первый Ангел вострубил…

Мать и мачеха

Лидия Степановна отоваривала карточки, когда началась бомбежка.

Она бросилась домой, где оставались Олег и Анечка. И в это время бомба попала в булочную. В разные стороны полетели куски камня и деревянные щепки, кто-то заголосил испуганно. Лидия Степановна повернулась на крик, и в это время что-то больно ужалило ее под правую грудь. Укус был болезненный, и белая блузка немедленно начала краснеть, а по животу побежала теплая струйка. Она расстегнула кофточку и увидела ниже испачканного кровью бюстгальтера небольшую ранку, из которой родничковыми толчками вытекала кровь.

Лидия Степановна поняла, что ее ранило, и заторопилась домой. В сумке у нее были карточки на месяц и деньги. В больнице это могло потеряться, а детям предстояло еще прожить месяц. По дороге боль усилилась. Лидия Степановна утешала себя мыслью, что ранка небольшая, ранение не могло быть тяжелым — крохотный осколок никак не мог причинить большого вреда!

У дома она остановилась перевести дух. Остановившись, она не сразу смогла продолжить движение — голова кружилась, ноги не слушались, а в правой стороне груди нестерпимо жгло.

Войдя в дом, Лидия Степановна села на табурет у кухонного стола.

Сын Олег и маленькая Анечка с ужасом смотрели на нее.

Лидия Степановна взяла вафельное полотенце и засунула его в кофточку. Полотенце стало мокрым.

— Олег, — голос у нее был слабым. — Позови тетю Валю!

К счастью, соседка оказалась дома.

Заохав, она наклонилась над полулежащей на табурете Лидией Степановной:

— Больно, Лидуся? Как же тебя угораздило? В больницу тебе надо! В больницу!

Лидия Степановна и сама это понимала. С усилием выпрямившись, она поманила соседку рукой.

— Карточки, — сипло сказала она. — Деньги в сумочке.

Соседка закивала, с состраданием глядя на подружку.

— Пригляди, — сказала Лидия Степановна.

Боль все усиливалась, и когда вдруг показалось, что она стала нестерпимой до крика, боль исчезла и тело стало необыкновенно легким. Лидия Степановна блаженно улыбнулась.

— Пригляди, — сказала она, — пока в больнице буду!

— Пригляжу, — пообещала Валентина.

Лидия Степановна прикрыла глаза.

— Вот что, — сказала она. — Если что, ты их не бросай, ладно? Я ведь знаю, что Лешка к тебе ходил. Знала, да молчала. Что зря скандалы устраивать? Ты дождись его, дождись. И детей не бросай. Обещаешь?

Она еще не понимала, что умирает, что жизнь оставляет ее. Она чувствовала удовлетворение оттого, что дошла, что принесла карточки, деньги и хлеб, а значит, дети не останутся голодными.

Соседка Валентина, закусив губу, смотрела на нее глазами, полными слез. Она-то понимала, что Лидия Степановна умирает. Не отрывая взгляда от подруги, она непослушными руками выталкивала детей в коридор.

— Обещаю, — глотая слезы, сказала она.

Лидия Степановна тихо вздохнула.

Валентина долго смотрела на усталое лицо с темными кругами под глазами. После смерти оно медленно приобретало бледный, естественный вид. Сейчас Лидия Степановна выглядела на свои двадцать шесть лет, не более. «Знала и молчала, — подумала Валентина. — Надо же!»

Перекрестившись, она закрыла лицо подруги белой марлей, накрывавшей до того тарелки на столе, вытерла глаза и собралась с духом.

Выглянув в коридор, она попросила теперь уже своего семилетнего сына, стараясь, чтобы голос ее не дрожал и не прерывался:

— Сбегай за дядей Ваней, Олежек. Скажи, чтобы с лопатой пришел.

Укрепрайон

Танки Виттерсгейма перевалили через рельсы дороги на Москву близ станции Котлубань и скрылись в русле реки Мечетки. Пройдя по нему, танки выскочили к Латошинке, и перед ними открылась панорама тракторного завода и паромной переправы Рынок.

— Вижу город! — сообщил Виттерсгейм в штаб армии.

На холмах, покрытых полынью и ковылем, копошились люди. Много людей. Люди рыли теперь уже бесполезные укрепления для раздавленных танками русских подразделений.

День выдался знойным, лица и спины обдувал жаркий степной ветер. Хотелось пить, а руки устали сжимать черенки лопат.

Несколько месяцев подряд они готовили укрепления, которые должны были задержать немцев. Работа подходила к концу.