Горькая соль войны

Появление немцев на рубеже было неожиданным и оттого особенно страшным.

На краю рва, который копали люди, выросли солдаты в серо-зеленой форме и глубоких шлемах, украшенных белым орлом. Рукава кителей были засучены по локоть, по усталым, запыленным лицам стекали струйки пота.

Из облаков рыжей пыли, пляшущей над степью, выплывали бронетранспортеры на полугусеничном ходу.

В развилке ревел и ворочался танк с крестом на борту.

— Kom! Kom hier! — фальцетом прокричал один из немцев. — Schnell!

Рабочих выстроили в длинную шеренгу.

Офицер в заломленной фуражке с орлом на тулье шел вдоль шеренги, внимательно вглядываясь в испуганные лица людей.

— Du… du… und du, — он жестом указал место перед строем. — Du…

Закончив обход, вернулся на прежнее место.

— Das ist jude und kommunisten! — назидательно сказал он и взмахнул рукой.

Повинуясь команде, автоматчики принялись сталкивать отобранных людей в ров. Сухо застучали выстрелы. Толпа колыхнулась, пронзительно и обреченно закричали женщины.

Офицер взобрался на насыпь перед рвом, вскинул руку, требуя внимания, указал на город:

— Alles! Schnell! Schnell! So, alles — Arbeit!

Испуганная, кричащая толпа рванулась к городу. Всем хотелось жить, да и кто был в толпе — женщины, подростки, старики и белобилетники. Стоящие на насыпи немцы смеялись толпе вслед. Один из немцев вскинул автомат и выпустил короткую очередь в воздух. В толпе опять закричали, люди рванулись в стороны, сбивая друг друга. Немцы снова захохотали. Танк с натужным ревом поднялся на насыпь и сделал выстрел в сторону города. Было видно, как на территории одного из цехов взвился фонтан огня и дыма.

Офицер заглянул в ров, пожал плечами и двинулся к машине, меланхолично постегивая стеком по голенищу сапога и уже совершенно не сомневаясь, что город падет в течение нескольких дней и солдаты — как они обещали фюреру — обязательно смоют степную пыль со своих сапог в реке, которую русские называли Волгой.

Губы

Зойка Семенова санинструктором была при отряде ополчения, что стоял на Нижнем и прикрывал подходы к тракторному заводу. Как раз тогда морячки с Тихоокеанского флота пришли — тоже Сталинград защищать. Ребята были фасонистые и не торопились сменить свои клеши и бушлаты на пехотные гимнастерки.

Вот один из них и подкатил к Зойке со своей военно-морской любовью. Но Зойка была с Вишневой балки, а там с такими ухажерами привыкли быстро управляться.

— Отвали, — сказала Зойка. — Солнце застишь!

Морячок, однако, не унимался и проходу Зойке не давал. Стыдно было перед подружками.

Звали морячка Ильей, и был он из себя ничего — но война же. Не то время, чтобы амуры крутить.

— Слышь, морячок, — сказала Зойка. — Плыл бы ты на свой Дальний Восток. Как его там у вас называют — компáс дать?

— Глупая, — обиделся Илья. — Я же серьезно.

Через некоторое время морякам пришлось выдержать жестокий бой с немцами на Сухой Мечетке. Много их ранеными принесли в землянки ополченцев, чтобы с оказией переправить на левый берег — на правом их резать некому было, да и условия не подходили для продолжительного лечения. Зойка делала вид, что ей все равно, а потом не выдержала и прошлась по землянкам, заглядывая в лица раненым морячкам. Ильи среди раненых не было, но потому и непонятно выходило — радоваться или горевать. Ведь если человека нет в раненых, то необязательно он будет среди живых, вполне он мог и в убитых оказаться.

Один из морячков, узнав Зойку, поманил девушку к себе:

— Илюшку ищешь? — спросил он. — Не ищи, милая. На моих глазах… Хотел бутылку с горючкой в танк бросить, а пуля в нее попала. Как факел заполыхал… Схватил бутылку и горящим на танк бросился. Танк-то он сжег, да ведь и сам сгорел. — Посмотрел на Зойку жалобными глазами и тихо попросил: — Мне бы попить!

— Нельзя тебе пить, — машинально сказала Зоя. — У тебя ведь проникающее в живот.

Она вышла из землянки, огляделась по сторонам, убедилась, что никто ее не видит, и тихонько завыла, вытирая мокрые щеки жесткой пилоткой.

Губы у этого Илюшки были… красивые губы. Такими губами только целовать.

Дворец пионеров

Немцы подъехали к Дворцу пионеров на набережной в трех автомобилях, крытых брезентом.

Выкатились мышиной россыпью из машин, рассыпались по близлежащим домам и осмелели, выяснив, что русских поблизости нет. С осторожным любопытством они заглянули в дом, вошли в вестибюль и, увидев гипсовое изваяние Сталина, повергнутое взрывом снаряда на пол, столпились вокруг него и оживленно загалдели.

Откуда-то появился фотоаппарат, один из солдат под одобрительные крики остальных сел, наставил на русского вождя автомат, делая вид, что берет его в плен. Находившиеся в вестибюле солдаты весело захохотали. Рыжий детина с небритым подбородком походил по комнатам, нашел венский стул с гнутой спинкой, ловко вышиб из него сиденье и, спустив штаны, с нарочито скромным видом устроился на стуле рядом со Сталиным.

— Ja, ja, — радостно закричали товарищи. — Wunderbar!

Под стул полетела прилично измятая русская пятирублевка, заставив солдат в очередной раз зайтись в хохоте и начать аплодировать весельчаку.