– Тогда возьми себя в руки, Прохоренчик, и перестань выглядеть так, словно вот-вот свалишься в обморок. Я боюсь. А вообще, советую тебе пойти на курсы актёрского мастерства, там тебя, может, научат скрывать свои чувства и эмоции. А то это никуда не годится, чеснслов, только не обижайся, я тебе как есть говорю. У тебя же всё, просто всё на лице написано. А девушка должна быть загадкой, как нас учит всемирная литература, между прочим.
– Ага, мне только курсов актёрского мастерства для полного счастья не хватало. Я и так часто как зомби. Когда ночь не поспишь, ходишь, шатаешься.
– Ну это да. И как ты решилась рожать только… Я б на такое ни в жизнь не пошла бы. Но положительное влияние ты на меня офигительное оказала, конечно. Я теперь без презика ни ногой. В смысле ни рукой. Ой, блин, ну ты поняла. А вообще, все они сволочи, конечно. Я тут, кстати, познакомилась с одним. За виски к нам приходил.
– Так, может, он алкаш…
– Не, Прохоренчик, ничего ты не понимаешь в колбасных обрезках, алкаш это когда водку берёт. А когда виски это уже совсем другой коленкор. Ну, не в этом дело. Так вот, встретились мы с ним, ну, то, сё, ну, как обычно, знаешь, короче дошли мы до момента музыку у него дома послушать. Так, прикинь, достаёт он свой инструмент и одевать-то его и не думает! Ты прикинь только, козёл какой!
– Хм. Ну и ты чего?
– Чего-чего, где презик, говорю, естественно. У меня, честно говоря, в такие моменты всегда ты перед глазами возникаешь, когда ты ещё с пузом-то ходила.
– Понятно. То-то мне икается каждую минуту, гм…
– Да если бы каждую минуту. Ха-ха-ха! Ну так вот, а он мне такой…
Мы потихоньку разговариваем с Надюшкой о её многочисленных мальчиках. Надюшка влюбчивая и этих парней всегда меняла как перчатки. Немного моем кости общим знакомым; Надюшка старается развеселить меня хоть чуть-чуть и всё время ляпает что-нибудь смешное.
Потом приходит со смены Надюшкина мама, тётя Паша, и я собираюсь наконец домой. Времени после нашего ухода из клуба прошло достаточно, я успокоилась и вполне готова вернуться домой. Я не расстрою своим видом маму, и Алёнке не передастся моя боль. Всё хорошо. У меня всё хорошо. У меня есть мама, Алёнка, есть друзья. Что ещё человеку нужно?
– Марианнчик, давай-ка мы с Надькой проводим тебя, – говорит мне тёть Паша.
– Не, тёть Паш, ещё чего, я добегу, – отговариваюсь я.
На самом деле мне страшновато идти одной по нашим пустынным улицам, но тёть Паша устала после смены, да и здесь не так уж далеко. Добегу.
– Только не вздумай идти огородами. Только через центр иди, ты слышишь меня, Марианна? И как придёшь, звякни Надьке, – строго напутствует меня тёть Паша.
– Конечно, через центр, что ж я, дурочка с переулочка, что ли?
– Позвонить не забудь. Матери привет.
– Да мама спит уже давно.
– Как же, спит. Посмотрю я, как ты спать будешь, когда твоя Алёнка начнёт по ночам домой приходить.
– Ой, это ещё не скоро, тёть Паш!
– Не скоро… Оглянуться не успеешь, будешь свою в окно-то выглядывать. Ну, беги. Через центр.
Я выхожу из Надюшкиного подъезда, машу на прощанье Надюшке с тётей Пашей, что смотрят на меня из окна, сворачиваю в сторону центральной улицы. Дураков ходить по тёмным переулкам нет. Наш городок не то, чтобы уж очень криминальный, но случаев тоже хватает.
Днём-то у нас везде нормально, а вот по ночам силы зла выползают на наши улицы. Раньше, в девяностые, у нас даже была бандитская группировка. Сейчас, конечно, времена не те, но всякое случается. А в центре у нас светло, ночная жизнь кипит, так что народ есть.
Конечно, через центр я дам крюк, а дворами я уже была бы дома. Но нет уж, я лучше дольше, но спокойнее. Спокойнее? Средоточие нашего центра это всё тот же дом культуры, площадь перед ним, небольшой сквер. А в доме культуры ночной клуб.
И я запросто могу столкнуться с Андреем и Элеонорой. Которые будут идти в обнимку, уверена. Я резко останавливаюсь на ходу. Нет. Я хочу прийти домой спокойной. Нет. Я добегу быстро, и ничего не случится. Я разворачиваюсь и ныряю в темноту переулков…
Собственно, по-настоящему неприятное место на моём пути, по большому счёту, лишь одно. Это участок дороги, проходящий мимо пары рядов железных гаражей. Гаражи выкрашены в небесно-голубой цвет и днём смотрятся вполне мирно. Но в темноте они застыли двумя тёмными рядами с чёрной зияющей пастью прохода.
Я стараюсь не смотреть в ту сторону, где маячит эта страшная темнота. Вдруг вспоминаю, что именно в этом месте произошёл страшный случай с мамой одного моего одноклассника. Она возвращалась поздно ночью и, на свою беду, достала мобильник.
Мобильник был дорогой. Из-за него-то мой одноклассник, Юрка Гришин, и остался сиротой. Отца у него никогда не было, и воспитывала Юрку бабушка. Я помню, как потрясло меня тогда, что из-за какого-то мобильника произошла трагедия. Убийцу Юркиной матери тогда так и не нашли.