Горькие ягодки (СИ)

Гаражи всё ближе. От страха у меня пробегает мороз по коже. Я уже отчаянно жалею, что не пошла более безопасной дорогой, но дом так близко, а идти назад совсем глупо, ведь я уже столько прошла. Да и тот путь, что я уже одолела, Бродвеем тоже не назовёшь.

Поэтому я прибавляю шагу, почти бегу, проклиная собственную глупость. Вот ещё немного, буквально чуть-чуть, и я буду в безопасности. Сейчас, сейчас я пробегу мимо чёрной темноты прохода, а там уже соседний двор и наконец мой дом.

Больше всего я боюсь нескольких метров, что мне придётся пройти напротив чёрного прохода между гаражами. Я молюсь про себя, чтобы всё обошлось и клянусь сама себе, что больше никогда, никогда… Что я не буду делать никогда, я додумать не успеваю. Из темноты прохода бесшумно появляются фигуры. Как будто ждали именно меня…

глава 50

Марианна

Я останавливаюсь как вкопанная. Мне не убежать. И сейчас не с кем-то другим, незнакомым, о ком мы иногда лишь читаем в новостях, а именно со мной, Марианной Прохоренко, произойдёт нечто неизмеримо более страшное, чем даже если бы меня заставили посмотреть со всеми подробностями постельную сцену с участием Андрея и Элеоноры. Я пропала.

Я в ужасе зажмуриваю глаза и кричу отчаянно, во всю силу своих лёгких. Может быть, меня услышат люди из соседних домов и вызовут полицию. Может быть, меня не успеют убить. Может быть, меня не успеют изнасиловать. Я кричу и кричу, захлёбываясь в собственном крике.

Я жду каждую секунду, что меня коснутся чужие руки, что… Но я не ощущаю ничьих прикосновений. Зато сквозь сомкнутые веки я вижу мечущиеся алые огоньки света, сквозь собственный крик я улавливаю и другие звуки. Чьи-то громкие голоса. И лай. Я слышу такой знакомый звонкий заливистый лай. Я чувствую на своём лице шершавый влажный язык. Кто-то что-то говорит мне.

Я наконец замолкаю, отваживаюсь открыть глаза. Передо мной в ярком свете фонаря дядя Миша, рядом с ним неуклюже прыгающий и энергично виляющий хвостом Дик, несколько парней, удивлённо смотрящих на меня. У одного из них, ближайшего ко мне, свежий фингал под глазом, наливающийся фиолетовой синевой.

– Чего ты разоралась, Прохоренко? – спрашивает меня тот, который с фингалом. Я узнаю в нём Вовку Барышникова из параллельного класса, – из-за тебя вон по мордам получил не пойми из-за чего, – продолжает Вовка. Я вдруг вижу рядом с Вовкой Андрея.

– Мы и не думали её трогать, бухали с пацанами в гараже спокойно, потом домой пошли как порядочные, а тут Марианнка чешет. Увидела нас и давай орать, как резаная, – объясняет Андрею с дядей Мишей второй парень. Я его тоже знаю, он учился в одном классе с Вовкой, просто забыла, как его зовут.

– А чего вы молча вышли, как привидения? – заикающимся от пережитого голосом спрашиваю я Вовку.

– А чё, мы должны были песни петь? – не понимает своей вины Вовка.

– Всё хорошо, что хорошо кончается, – говорит дядя Миша, – меня мама твоя послала, беги, говорит, встреть, дочка одна домой в ночь пошла.

– А мама-то откуда узнала?

– Так ей звонила Надькина мать, что ли.

Вот тёть Паша… Я перевожу взгляд на Андрея. «Ладно, прости, братан, – говорит он Вовке, – не разобрался». Они с Вовкой жмут друг другу руки. Не понимаю, как здесь мог оказаться Андрей. Дядь Миша понятно. Но Андрей? Разве он не должен сейчас кувыркаться с красоткой Элеонорой, вдруг злобно думаю я.

Ведь это из-за него я так опозорилась и перед Вовкой с этими парнями, и перед дядь Мишей. И перед полицией, машина которой, взвизгнув шинами, остановилась перед нами. Всё-таки хорошие люди живут в нашем городе, кто-то позвонил. Полицейские неторопливо выходят из машины. «Опять ты, – говорит один из них Андрею, – да ты нам так план за месяц сделаешь».

Проход между гаражами теперь ярко освещён фарами полицейской машины и уже не кажется чем-то жутким. В окнах соседних домов попеременно загорается свет. Ну всё, теперь разговоров будет на неделю. Мы стоим ярко освещённые, как на сцене. Меня точно узнает кто-нибудь из тех, кто наблюдает сейчас за развитием событий нашего небольшого ночного спектакля.

Представляю себе, что будут говорить. Что мать-одиночка, бросив своего ребёнка, шляется по ночам в поисках приключений. Вот что будут говорить.

Я вдруг чувствую, как в моей душе волной поднимается ненависть к Андрею. Ненависть иррациональная и несправедливая. Андрей ничем не заслужил её. Но я всё равно ненавижу его. За свою несчастную любовь. За его проклятую красоту, что действует на меня столь убийственно.

За то, что именно из-за него я пошла вот этой дорогой и в итоге опозорилась на весь город. Даже за то, что Надюшка сразу увидела мою безнадёжную любовь к нему. Но всеобъемлющей и переливающейся через край эта ненависть становится, когда я вдруг слышу стук каблучков и к Андрею откуда ни возьмись подбегает Элеонора.