Горькие травы Чернобыля

– Беру только двоих, – резюмировал Антошкин, оборачиваясь к отцу, – вас и телевизионщика. Прошу занять места. Потом найду вам транспорт до Дитяток

Отец и Шебаршин полезли на бэтээр.

– Всем всё ясно и понятно? – крикнул отец. – Встречаемся на КПП. Контрольное время пятнадцать ноль-ноль.

– Минутку, – Антошкин о чём-то раздумывал, – товарищ старший лейтенант, у вас рация в машине есть?

– Есть, товарищ генерал-майор! Четвертый канал, позывной «Волга».

– Понял. Мой позывной «Каштан». Если будут коррективы, выходите на связь.

Люк за генералом захлопнулся, и бэтээр резко сорвался с места.

Я мрачно пил ледяную воду из термоса.

– Всё-таки интересно, кто там в кого шмалил из автомата? – Я взглянул на Володю.

– Так это не проблема узнать, – пакостным голосом заговорил Климчук, – беги вслед за генералом. Как раз у реактора догонишь, спросишь. Заодно и сфотографируетесь. С реактором. Ты его, а он тебя! Только потом не удивляйся, если твой мелкий дружок не будет…

Всё-таки я всегда гордился скоростью своей реакции. Издевательскую речь Климчук закончить не успел. Всё содержимое термоса – вода со льдом – мгновенно вылилось Володе на спину.

Климчук хлопал себя по спине и орал весьма интересные и забористые ругательства:

– Ах, ты ж ёкарный бабай! Ох, ты ж японский карась! Мля ж ты ж мелкая, ёрш тебе в глотку!

Я сиял и светился от счастья, как вышеупомянутый чернобыльский реактор.

– Ребятки, я никак не пойму, кому из вас двоих пятнадцать лет? Обоим? – удивленно сказал Лельченко с заднего сиденья.

– Это мне пятнадцать, – сообщил я, – а ему пять!

– Так, прекращайте это кино, есть у меня одна шикарная идея, – заговорщически зашептал Лельченко…

– Сейчас, Григорьевич, один момент, – злой и мокрый Климчук перебил Лельченко, – дайте мне только ваш термос, очень пить хочется.

Я успел выскочить из машины. Володя разочарованно и шумно вздохнул…

Глава пятая

Я направился в сторону ближайшего дома.

– Куда попёр?– заорал Климчук, выскакивая из машины.

– До ветра, куда, куда, – пробормотал я.

– На асфальт бы мог, какая цаца, – проворчал Климчук, – чего подъезды поганить?

Я не ответил. Володя как-то по-гусиному пошипел и вновь спрятался в салон.

Кроме путешествия «до ветра» у меня была еще одна, можно сказать, стратегическая цель.

Желание её достичь усиливалось с каждым часом. И присутствие свидетелей не входило в мои планы.

Не знаю, о чём вы подумали, но у меня в кармане лежала заветная железная коробка Володи с сигаретами и бензиновой зажигалкой. Ну, что делать, если не дают по-хорошему? Ловкость рук, так сказать. Одна рука, значит, воду за шиворот выливает, другая – сигареты тырит. На что, иначе, умному человеку две руки?!

Я поднялся на крыльцо. Дверь была плотно закрыта. Вам знакомо чувство на уроке, когда учитель долго шарит взглядом по журналу, выбирая жертву, которая должна отправиться к доске? Вот я всегда знал, секунд за несколько до того, как назовут мою фамилию. Интуицией такая штука называется.

Я ухватил ручку двери. Интуиция заскулила, перебралась из груди в желудок и быстренько спустилась в пятки.

«Дёру делать надо, тикать отсюда надо», – завыла она, пытаясь развернуть мои кеды в противоположную сторону.

Но мне всегда было трудно договориться с самим собой. Дверь я

всё-таки открыл. Не без труда – дверь была захлопнута, уж очень плотно – но всё-таки открыл.

Вот зачем я это сделал? Хоть кто-нибудь знает, зачем? Не мог зайти в другой подъезд?

Огромный черный дог лежал у самой двери, вытянув лапы. Жуткая пасть собаки ощерилась, провалившиеся глазницы уставились прямо на меня. Дог вроде бы слегка шевелился и странно попискивал. В нос ударил тяжелый запах.

– А-а-ай! – заорал я исо всех ног бросился к «Рафику». Дверь с треском захлопнулась.

В салоне было явное оживление. Климчук перестал тереть спину снятой гимнастеркой и удивленно смотрел в мою сторону. Лельченко столь же недоуменно чесал свою «почти лысину».

– Что там? – выкрикнули оба одновременно.

– Собака там, – сообщил я паническим голосом, – огромная, шевелится и пищит.

Володя и Николай Григорьевич переглянулись.

– Собака? Пищит? От ты ж, бисова душа, – пряча улыбку, изрек Лельченко.

К Володе вмиг вернулось его типичное настроение в стиле «шалтай-болтай».

– Огромный собакен? – переспросил он. – Баскервилей? Да еще пищит и дергается? С ума он там сошел что ли ?

– Не веришь, пойди посмотри сам, – уже успокаиваясь, сердито сказал я.

– Григорьевич, нам нужна собака? – поинтересовался Володя.

– Пищащая и дохлая.

Лельченко прыскал в усы. Он поманил меня пальцем.

– Понимаешь, какое дело, Жень. Тут в городе собак и кошек – целый зверинец был. Когда людей увозили, брать домашних любимцев не разрешали. Остались они в городе. Собаки поели кошек и стали сбиваться в стаи. Даже на патрулей нападали. Вот всю живность и постреляли. А кто-то в суматохе, глядишь, и закрыл собачку в подъезде…

– Она там лапы и протянула с голодухи и радиации, – резюмировал Володя.

– Даа, а чего она шевелится и пищит? – я почти успокоился.

– Ну, если не врешь, то это может её крысы жрут, они же и пищат. Я так думаю.