Горькие травы Чернобыля

Я тоже забыл про него. Вытащил из кармана. Нитка зашкалила за последнюю отметку в 50 рентген и застряла.

Климчук изумленно тряс дозиметр, как градусник, чертыхался, удивлялся:

– Разрядился он, что ли?

Наскоро «обнюхал» меня датчиком радиометра, объявил, что «ни хрена нет». Шваркнул дозиметром о стенку:

– Такую гадость только на КПП и показать! Крику не оберёшься!

Мы с Володей первыми спускались по лестнице. Я увидел, как Николай Григорьевич осторожно запер дверь, перекрестил её и низко поклонился дому…

Небо было плотно затянуто облаками. Иногда капал мелкий дождь. От вчерашней солнечной погоды не осталось и следа.

Климчук лихо крутил баранку. «Рафик» на предельной скорости летел к Чернобылю.

Я то и дело снимал респиратор, отрывками рассказывая Володе ночной сон.

Климчук встряхивал головой, удивленно слушал, иногда покручивал ус одной рукой.

– Очень странный сон. Просто кино, а не сон! Как-то реально всё, как-то живо очень…

Лельченко просунул голову между кресел и внимательно вслушивался.

– Ой, никакой не сон это был, сынок. Ой, слышал я историю про тех ребяток-то.

Я воспрянул духом:

– Так быть может, ты, Вов, или Вы, Николай Григорьевич, залезете в это колесо? Вдруг там…

– Ой, сынок, шо-то мне, старому пердуну, не больно хочется лезть в непонятно какой ад! – вздохнул Николай Григорьевич. – Сгину еще в том чёртовом колесе!

– Я, Жень, хочу капитана получить, а не койку в психушке, – буркнул Климчук, – но, думаю, поговорим еще об этом в спокойной обстановке. Оставь-ка мне ваш телефончик.

«Рафик» тормознул возле здания ПТУ, где теперь обосновалась правительственная комиссия и местное начальство. Из здания немедленно выскочил отец, взмахнул руками, и мы побежали навстречу друг другу.

– Уже пешком хотел идти в Припять, – обнимаясь, ворчливо сказал он, – почему по радио не отвечали?

– Рацию спёрли, – меланхолично сообщил Климчук, – что, пора на выезд, в Киев?

Подошел Лельченко. Оглядел всех. Пожал каждому руки:

– Хто ж воно знает, может свидимся когда еще? – с некоторым сомнением сказал он.

Увидеться нам больше никогда не довелось. Свою работу на площадке АЭС Лельченко выполнил добросовестно и честно. Свои рентгены тоже получил сполна…

Климчук плюхнулся на водительское сиденье. «РАФ», как всегда, завёлся чётко.

– Объяснятся на КПП будем долго, – сказал Володя, – отмываться тоже долго. В прямом смысле слова.

«Жека, помни про своё обещание! Не забывай!» – Голос Стасика как-то очень далеко прозвучал в моей голове и замер…

Глава десятая

26 апреля 2016 года двое мужчин торопливо шли по проспекту Ленина украинского города Припяти. Один – высокий, немолодой, располневший, но четко держащий шаг, в парадной форме полковника армии Республики Беларусь. Полковник был седовлас и седоус, но лицо его выглядело моложаво, глаза блестели, и было ясно, что он еще не разменял до конца свой шестой десяток.

Второй мужчина был заметно ниже ростом, несколько моложе, с закрученными на украинский манер усами, полноватый, в старомодных очках-хамелеонах и не по сезону тёплом светлом костюме. В руке он держал черный кожаный кейс, которым весьма эмоционально размахивал в разные стороны, в такт другой руке.

– Вот, спалимся мы тут с твоей белорусской формой, – выговаривал он полковнику, – на черта ты её надел? И так границу пересекли чёрт знает как!

– Полковник, он и в отставке полковник! – гордо отчеканил Владимир Павлович Климчук.

– Форму носить имею право и ни перед какими бандерами раскланиваться не собираюсь!

Человек с кейсом махнул рукой и замолчал. С Володей и в молодости спорить было – обделаешься, а уж теперь и подавно.

Оба с интересом оглядывались по сторонам.

Припять, увы, было не узнать. Из города-призрака она превратилась в город-лес. Её Величество Природа победила радиацию, победила и человека…

Местами асфальт исчез практически полностью. Деревья с молодой, светло-зелёной листвой росли, где хотели. Посреди дорог, площадей, на козырьках подъездов, а порою и на крышах домов. Парки превратились в леса, дома обветшали, с них то и дело осыпалась штукатурка, многие окна были открыты нараспашку, а стёкла практически всюду отсутствовали. За прошедшие три десятка лет город растащили по винтикам. Из квартир вынесли всё, что было мало-мальски ценного, даже радиаторы отопления. Поснимали проводку, розетки, выключатели, сантехнику. Растащили склады и магазины. Брошенные автомобили угнали и, один бог знает, чьи задницы на их сиденьях получали невидимые рентгены и кто мылся в радиоактивной ванне водой из радиоактивного смесителя.

Мужчины быстрыми шагами, почти бегом, вылетели на Центральную площадь, резво прошлись по густо заросшей травой и деревьями аллее имени Ленинского Комсомола и очутились в парке аттракционов.

– Вот и конечная цель нашего визита, Евгений Константинович, – объявил Климчук, – Альфа и Омега всего сущего – Ваше любимое чёртово колесо!

– Мы перешли на Вы? Давно? – спросил Евгений Константинович.

– Это я, исходя из торжественности момента, – шутливо заявил Володя.

Но тут же нахмурил брови, сосредоточился и остановился.