Горькие травы Чернобыля

Шутки Володи меня начинали доставать. Николай Григорьевич юмор старлея тоже, кажется, не разделял. Лельченко задумчиво переводил взгляд с меня на Володю.

– Вот что, хлопче, – как всегда монотонно и размеренно заговорил Лельченко, – мне моей почти лысине беретка без надобности. Я своих рентгенов уже нахватал. Надевай.

Он протянул мне берет. Я пристыжено молчал.

– Бери, бери! Только батьке не докладывай.

– Спасибо, Николай Григорьевич!

Берет Лельченко пришелся мне по самые уши.

– А, кстати, где корреспонденты-то наши?..

Володя посмотрел на часы:

– Черт Иванович, 40 минут уже лазят, а время…

Он не договорил. Топот тяжелых ботинок по асфальту был слышен издалека.

– О, бегут, бегут, бегут! – оживился Климчук. – Не иначе дозиметры в зашкал ушли.

Действительно из сквера выскочили запыхавшиеся, красные отец и Шебаршин.

Шебаршину было тяжелей – телекамера 80-х вещь нелёгкая.

Сбавили шаг. Подошли. Отдышались молча.

– Вообще-то, – сказал Лельченко, – бегать здесь не надо. Не стадион. Быстрее бежишь – глубже дышишь. Больше «грязи» в легкие собираешь.

– Ну и жарит там, наверху, – наконец продышавшись сказал отец, – зато станцию сняли крупно, как на ладони. Видно, как реактор маревом дышит. И белый дым поднимается.

– А у меня экран в камере черно-белый, так видно, как над реактором белые точки пляшут, – сообщил Шебарщин, – радиация или что?

– Так радиация и есть, – не удивился Лельченко, – а белый дым, это борная кислота парит. Реактор закидали вертолетчики тоннами борной кислоты. Чтобы, значит, цепную реакцию погасить. И при «бомбометаниях» зацепили крышку биозащиты реактора. Она же первые дни от взрыва «на попа» встала, так реактор и плевался в воздух всякой дрянью. А теперь меньше, гораздо меньше. Но всё равно, гад, постреливает иногда.

– Ой, ну какая цепная реакция? – озлился Володя. – Академики говорили, что тысячу тонн уран-графитовых сборок из реактора выбросило в воздух и раскидало вокруг до около. 80 Хиросим у нас тут теперь. Какая может быть реакция. Дозиметры лучше давайте!

Громкая сухая автоматная очередь раздалась совсем близко. Буквально за соседними домами. И еще одна! И еще…

Все подпрыгнули и замерли в недоумении и страхе. В руках у Климчука блеснул сталью невесть откуда извлеченный им пистолет ТТ.

– Вот вам, девочки, и цыплята табака, – медленно оглядываясь по сторонам, пробормотал Климчук…

Глава четвертая

– Что происходит?! – выкрикнул Шебаршин.

– Не знаю, – отчеканил Климчук, крутя головой и внимательно прислушиваясь к чему-то, – может быть патруль.

– А стреляют в кого? – поинтересовался я.

– Да уж не в тебя, – буркнул Володя. – Все в машину!

Уговаривать никого не пришлось. Дверцы хлопнули и Володя завел двигатель, но с места трогаться не спешил.

Из-за угла пятиэтажки выехал серо-зеленый бэтээр. Как-то не спеша продвинулся метров 30 по улице. Остановился в раздумье. Вдруг резко развернулся и поехал прямо на нас.

– Точно, патруль, – сообщил Климчук и выключил двигатель. – Пока не скажут, никому не выходить.

Торопливо полез из машины и медленно пошел навстречу бэтээру.

Тот немедленно остановился. Лязгнули люки, и из них выбрались два сержанта в форме внутренних войск, придерживая у груди автоматы. Следом показался довольно моложавый человек в синем парадном мундире генерала ВВС. Это уж совсем было странно.

Генерал первым молодецки спрыгнул на асфальт. Климчук резво подбежал к генералу, отдал честь и замялся, спохватившись, что на голове, вместо фуражки, идиотский хлопчатобумажный берет. Генерал бесцеремонно и раздраженно дважды махнул рукой, что-то сказал, и оба двинулись к нашему «Рафику». Почему-то все решили, что команда Климчука не выходить уже отменена и полезли наружу.

– Генерал-майор авиации Антошин, – лихо отчеканил генерал, – кто такие?

Церемониал представления и предъявления пропусков длился довольно долго. Генерал внимательно вглядывался в каждую бумажку и подозрительно косился на Шебаршина, который нервно шарил по карманам в поисках документов. Нашел, наконец, целую пачку бумажек и протянул Антошину. Автоматчики сидели на бэтээре и никакого интереса к происходящему не проявляли. Хотя, собственно, это они обязаны изучать пропуска.

Видимо генерал-майор Антошин был человеком либеральным и не гонял в три шеи чужих солдат.

Сам Антошин тем временем с интересом разглядывал камеру Шебаршина, который водрузил её на плечо, видимо, для большей солидности.

– Телевидение УССР, оператор Шебаршин Георгий Константинович, – гордо представился Шебаршин.

– Как Жуков, – Антошин добродушно усмехнулся. – А вот это тоже телевидение?

Генеральский указательный палец бесцеремонно ткнул в пятак моего респиратора.

– Нет, что вы, это респиратор, – нахально объяснил я.

Улыбка исчезла с генеральской физиономии.

– А классный у вас самолет, товарищ генерал, – я махнул в сторону бэтээра.

Бледное лицо генерала покраснело. Он явно закипал.

«Квиты! – радостно подумал я. – Не фиг радиоактивными пальцами в рожу тыкать!»

– Это мой борзый сынуля, Николай Тимофеевич, – вдруг объявил отец.