«Неправильная, ненормальная, неполноценная», — эхом стучит в ушах.
— Ты пиздец какая сложная, Ась, и поэтому я тебя люблю.
Я открываю рот, но он тут же порывисто кладёт пальцы на мои губы.
— Ничего не говори. Пожалуйста, ничего не говори. Вспомни Элизу Свейн[19]
. Помнишь? Сейчас я приставил пистолет к твоей голове и заставляю тебя сказать то, что тебе, может быть, совершенно не хочется, ведь что вообще человек может сказать в ответ, кроме слов «Я тоже тебя люблю»? Поэтому ничего не говори, хорошо? Ничего не говори.Пётр скользит ладонью мне на щёку и смотрит в глаза, глубоко-глубоко.
— Ась, я ни разу не горжусь тем, что позволил тогда тебе уйти. Что решил, что мне на хуй не сдалась эта мозготряска с беготнёй за девчонкой, которой на меня всё равно. Что остался с простой и понятной Варей, которая каждой клеткой во мне нуждалась, а не пошёл за тобой, которой был не нужен. Потому что, блядь, ты была мне нужна. С той секунды под ёбаным фонарём.
Меня трясёт, и в ушах звенит, и, может быть, я даже плачу. Не знаю точно, все ощущения становятся слишком тупыми и слишком острыми одновременно, а пазл стремительно рассыпается, потому что тот последний кусочек оказался будто бы из другой коробки.
— Извини, — говорит Пётр, отстраняется и всё-таки делает глоток виски. — Кстати, мне ещё нравилось, что ты не кривишь нос, когда просыпается мой внутренний гопник и начинает материться. Ты правильно тогда сказала, я ругаюсь матом, когда нервничаю. Ну, или когда Даня бесит. Часто, короче.
— Что… было дальше? — спрашиваю я.
— А дальше, — Пётр снова откидывает голову на спинку дивана, возвращает взгляд на пустой потолок, — дальше уже не получалось жить, как раньше. Ты что-то забрала с собой, и без этого жизнь никак не могла вернуться в прежнее русло. От офиса до дома — десять минут по прямой, но я зачем-то ехал через центр, потом по окружной и не понимал, как оказывался около твоего дома. Парковался и, как какой-нибудь сталкер, смотрел на твои окна. Стрёмно, да? Я предупреждал, что будет стрёмно. Но я там сидел и крутил в голове сценки из того времени, что мы провели вместе. В конце концов начинал жалеть себя и уезжал. Однажды, через пару недель, набрался решимости и позвонил, чтобы выяснить, что ты меня заблокировала. Я мог бы позвонить с другого номера, вломиться к тебе домой, выяснить твою фамилию и найти тебя в дождевых лесах Амазонии. Если бы на секунду поверил, что я хоть самую малость тебе нужен. Но тогда… тогда было сложно представить более красноречивое «нет».
Пётр крутит в бокале остатки алкоголя и допивает одним глотком. Встаёт, идёт на кухню, через плечо оглядывается на всё ещё забившуюся в угол дивана меня.
— Тебе налить?
Молчу и не шевелюсь, каждое движение вдруг отдаёт жгучей болью, а внутри бьются стёкла.
— Казалось бы, да, забей, живи дальше, у тебя же объективно всё в порядке, всё под контролем, — говорит Пётр, стуча дверками шкафов и холодильника. — Но ни фига не получалось, ты прицепилась, словно заноза. Однажды я бросил машину посреди проезжей части, потому что мне показалось, что по тротуару шла ты. Но это была другая девчонка с цветочным горшком в руках, перепугалась, когда я на неё набросился. Потом ты снова мне померещилась: как-то поздно вечером на вокзале в Москве. С трудом уговорил себя проехать мимо и не крутануться через двойную сплошную, чтобы всё-таки проверить, ты это или нет. А как-то летом накачался алкоголем и хотел рвануть к тебе домой, и гори оно всё синим пламенем, но Даня, феноменальное наше трепло, сообщил, что у тебя… серебристый «ниссан».
Пётр садится рядом, протягивает мне бокал, и я фоном замечаю, что в нём, в отличие от его виски, несколько кубиков льда. Чтобы мягче, прохладнее, приятнее. Забота в каждой детали, без просьб и напоминаний.
— А потом ты появилась в «Пенке». Смотри. — Он вытягивает руку, и я вижу, что она покрыта мурашками. — Точно такое же было, когда я увидел тебя в окне. Я не верю в судьбу и всякие предназначения, но как ещё объяснить тот факт, что Надя из всех флористов города выбрала именно тебя? Я решил, что это мой второй шанс, что теперь я точно тебя завоюю. С Варей мы расстались в тот же день. Она не глупая, понимала, что между нами всё давно закончилось и голова моя занята не ей. Да и я к тому времени уже хер знает сколько спал на диване. — Он усмехается в бокал. — И сеточка на лице отпечатывалась.
Короткое движение: он проводит ладонью по моей икре, задерживается на разбитой коленке, убирает.
— Мне казалось, что я придумал гениальный план, уговорив Надьку взять тебя на постоянную работу. Ты будешь рядом, а я медленно, шаг за шагом, смогу тебя приручить. Но ты тут же огорошила меня своим требованием оставить тебя в покое. Сказала про личную жизнь. Имела в виду Варю? — Вопросительно смотрит на меня, и я киваю. — Я решил, что речь про «ниссан».
Глубокий вздох. Глоток.