Горькие травы (СИ)

Я вздрагиваю, вжимаю голову в плечи, прижимаюсь к Петру, пытаясь спрятаться и укрыться, а он смотрит через моё плечо, и в его мгновенно почерневших глазах столько угрозы, что я на секунду пугаюсь. Но потом узнаю эту боевую стойку: он просто готов защищать. Защищать кого-то важного — например, свою женщину.

— Козлина, — сквозь зубы шепчет он, потом усмехается и расслабляется.

— Кто там?

— Покровский. Отыгрывает пантомиму «вспомни о двадцатой статье КоАП».

— И это про?..

— Мелкое хулиганство, нарушение общественного порядка.

— Ну почему всякий раз, когда я оказываюсь в твоей машине, я обязательно что-нибудь нарушаю? — ворчу я, оборачиваясь и видя, как «ауди», моргнув фарами на прощание, покидает парковку.

— Ась, — с жаром произносит Пётр, крепко меня обнимая, — я очень хочу отвезти тебя домой и нарушить все возможные законы, включая физические и божьи, но сейчас нам нужно ехать в «Пенку». Там Ритка накосячила, паникует и говорит, что нам грозят судом.

— Ритка? Что она могла сделать? Добавить в кофе соли?

— Нет, там что-то с фотками в инстаграме.

Вмиг холодею, поправляю худи и слезаю с его колен.

— Поехали. Я её убью. Ты на каких делах специализируешься? Отмажешь меня, если что?

— На гражданских, Ась, — смеётся Пётр, шаря рукой под креслом в поисках моего телефона. — Но наш недоделанный габитоскопист Данилушка имеет связи в нужных структурах, так что не переживай, прорвёмся.

— Эх, надо было посмотреть на весь состав «Казуса», прежде чем выбирать себе мужика. Даня и попроще будет, пословоохотливее, он что видит, о том и поёт, не то что некоторые, которые молчат годами. Ну что поделать, придётся довольствоваться тем, что осталось.

— Ась?! — вопросительно, настороженно, предупреждающе, со взглядом исподлобья и проявившимся заломом между бровей.

И я улыбаюсь, снова бросаюсь к нему, уверенно расправляю залом пальцем, прижимаюсь губами к уху и шепчу:

— Но ты — любимый.

Глава 28

В «Пенке» по-прежнему концентрированный праздничный уют: из динамиков льётся тихая новогодняя музыка, в воздухе витает дурманящий аромат кофе, свежей выпечки и специй, мерцают серебристые огоньки в ветвях пушистой ёлки, от лёгких дуновений сквозняка крутятся гирлянды из имбирных пряников и сушёных цитрусовых кругляшей.

Мы с Петром заходим в кофейню вместе и не делаем ровным счётом ничего особенного — не держимся за руки, не обмениваемся игривыми взглядами, не шепчем друг другу непристойности, — но мне всё равно кажется, что все гости разом поворачивают к нам головы и всё-всё понимают. Потому что мы светимся, мы пахнем, мы звучим в унисон, мы наполняем собой пространство.

И только Ярослав привычно спокоен и меланхоличен — натирает полотенцем бокалы парфе, сообщает, что Надежда Алексеевна будет через пару часов к началу заседания книжного клуба, заодно благодарит меня за рекомендацию почитать Драйзера, уведомляет, что Рита истерит в подсобке, а ещё спрашивает, не желаем ли мы дать имя собаке, которую спасли.

— В смысле мы спасли собаку? — приваливаюсь я к барной стойке.

— Я про ту, с Маяковки, — поясняет Ярослав. — Ты тогда подменила меня и помогла оплатить операцию, а Пётр взял на себя расходы на лекарства, уход и передержку. Вот и получается, что спасли.

— В смысле взял на себя расходы? — перевожу удивлённый взгляд на Петра. — Откуда ты вообще узнал про эту собаку?

— У меня есть уши, Ась, — улыбается он. — А ещё глаза, и я, кстати, видел этого пса. Такой смешной рыжий двортерьер.

— Да, симпатяга, — подтверждает Ярик. — Его, к слову, помыли получше, и он оказался не рыжим, а палевым. На днях его будут перевозить в приют и искать ему хозяев, но это может затянуться, потому что он прихрамывает на заднюю лапу, а животных с изъянами забирают очень неохотно, если вообще забирают. Так что можете придумать ему кличку на первое время.

— В смысле хозяев? — снова смотрю на Ярослава. — То есть у собаки, которую мы, оказывается, спасли, будут какие-то другие хозяева? Чужие люди?

— Обычно так это и работает, да, — кивает Ярик.

— Я могу взять её себе, если тебе так будет спокойней, — вдруг выдаёт Пётр, и я опять перевожу на него взгляд, дюже изумлённый и немножко возмущённый, а он пожимает плечами: — Я давно подумывал завести собаку.

— В смысле взять себе?! Это моя собака!

— Ты её даже не видела, — усмехается тот. — А как же искра, буря, безумие и любовь с первого взгляда?

— Вот пойду и посмотрю! — настаиваю я. — Яр, когда можно записаться на собеседование на должность собакородителя?

— Ты сейчас серьёзно? — недоверчиво поднимает кустистую рыжую бровь Ярослав. — Ты же понимаешь, что это ответственный шаг и назад дороги не будет? Это почти навсегда. Как ребёнок. Или как татуировка на лице.