Горькие туманы Атлантики

Почудилось, будто осторожно постучали в дверь. Он лишь чуть приподнял голову от подушки, прислушался, затем снова прилег: в полудреме не мог уверенно отличить реальности от кажущегося. Мысли путались, то и дело сливаясь незаметно и непонятно с бессвязными и ускользающими видениями снов, легких и призрачных, словно тени. Семячкин спал и не спал. Сны вертелись, роились рядом, и когда рулевой с усилием опять открывал глаза, то почти видел, как они, эти сны, исчезали в углах каюты.

Постучали вновь — теперь настойчивей, громче, хоть по-прежнему вкрадчиво, и сонное наваждение улетучилось окончательно. Неужели вызовут в рубку? Или на палубу к «эрликону»? Испытав наконец после долгих трудов тяжеловесную притягательность койки, он с отвращением подумал о том, что вахтенный штурман, по сути, имеет право позвать его, рулевого, в любую минуту и для любой корабельной надобности.

Нехотя поднялся, нехотя, заранее сдерживая в себе сердитое недовольство, отворил дверь. И тотчас же в каюту скользнула Дженн.

Семячкин опешил и растерялся. Женщина по-прежнему была одета в его большой неуклюжий свитер и флотские брюки, но сейчас казалась удивительно хрупкой и маленькой. Она смущенно и преданно улыбалась. Потом сама притворила дверь за собой, повернула ключ и протянула матросу скомканный клочок бумаги.

Все еще растерянный, не понимая, что происходит, не веря по-настоящему в присутствие Дженн, рулевой, напутствуемый ее указующим взглядом, развернул записку.

«Семен, эта дура меня замучила. Тычет в словарь, просит какие-то слова отыскать и выписать. И все тебя поминает. Втрескалась, что ли? Разбирайся сам. А я сейчас ни дышать, ни жить не могу. Сама б умерла, чтобы вместе с Миколой быть. Тося».

Он не сразу сообразил, что Микола — это сигнальщик Марченко: привыкли на судне друг друга называть по фамилиям. А Дженн, когда он кончил читать и поднял глаза на нее, вдруг мягко прильнула к нему. Терлась о его небритые щеки, торопливо шептала какие-то сбивчивые слова, которых Семячкин не понимал, и лишь по голосу догадывался, что женщина шепчет что-то нежное, сокровенное, ласковое.

Белый простор за иллюминатором празднично сверкал и искрился. Дизель гудел внутри корабля гулко, как сердце. Льды грохотали у корпуса судна безостановочно и размеренно, словно торопящий земной метроном. И не было ни к чему возврата, все было лишь впереди, в близких и бесконечно затерянных далях, в горячей забывчивости — почти в забытьи, в той жертвенной и безмерной отрешенности от себя, которая в эти мгновения могла уравнять их, пожалуй, лишь с Мартэном, с боцманом, со стармехом…

30

Тайны обладают необъяснимым свойством: даже не зная о них, их присутствие чувствуешь интуитивно.

Ольга не ведала, что происходит в океане, однако не сомневалась, что происходит что-то необычайно важное, к чему торопливо, хотя для неопытного глаза порою и незаметно, приобщался и Мурманск. Она извелась ожиданием Лухманова, взгляд ее стал настороженно-цепким, и Ольга с тревогою и надеждой подмечала все вокруг, до самых, казалось, незначительных мелочей, на которые раньше попросту не обратила бы внимания, а ныне искала и находила в них скрытый и пока загадочный смысл.

Суетилось угрюмо озабоченное портовое начальство, в коридорах управления дневали и ночевали офицеры военно-морского флота, а радисты сутками не покидали рабочие места, отдыхая тут же на старых протертых диванах. К Ольге внезапно начали поступать метеосводки полярной авиации, и саму ее то и дело спрашивали теперь о прогнозе погоды, хотя до этого погодой не интересовались уже много недель.

Зачастил в управление старый полярник, несколько лет назад возглавивший первую зимовку на полюсе и потому известный всей стране. Ольга знала, что сейчас он здесь от Ставки, отвечает за приемку военных грузов из-за океана.

Она никого ни о чем не спрашивала, уверенная заранее, что все ее вопросы останутся без ответа: что-что, а бережно относиться к служебным секретам люди за год войны научились. Она и сама привыкла избегать в разговорах тем, которые были известны лишь узкому кругу ее коллег. И потому невольно еще пристальней вглядывалась во все, стараясь догадаться самостоятельно, не связаны ли события последней недели на берегу каким-то образом с Лухмановым и «Кузбассом».