Савва Иванович не понимал существа перепалки, однако чувствовал запальчивость лейтенанта. Чтобы разрядить обстановку, спросил первое, что взбрело на ум:
— А что Гамильтон — хороший адмирал?
В следующее мгновение ругнул себя в сердцах за бестактный вопрос, ожидая, что Митчелл рассердится окончательно, оскорбленно ответит, что в Англии, великой морской державе, не было, нет и никогда не будет флотоводцев заурядных и бесталанных. К его удивлению, молодой офицер безразлично пожал плечами:
— Адмирал как адмирал — честно выслужил свои годы…
И Савва Иванович, облегченно вздохнув, поинтересовался уже с понятливым сочувствием:
— Но вы, конечно, хотели бы сейчас быть на одном из его кораблей?
— Да…
— Вам не по душе служба на «Кузбассе»?
— Дело не в том… Я учился и готовился служить в военном флоте. Это моя профессия.
— Война, к сожалению, перепутала все призвания и профессии, — вздохнул помполит. — Мой сын — архитектор, а ныне командует где-то на фронте стрелковым взводом.
— А вы кем были до войны? — спросил в свою очередь Митчелл. — Вы ведь не моряк?
— Не моряк, хотя во время гражданской приходилось воевать и на реках. А был я начальником политотдела МТС. Как это вам объяснить… Машинно-тракторные станции обслуживают колхозы, помогают им обрабатывать землю. Одним словом, занимался сельским хозяйством: урожаями, семенами, надоями молока.
Они промокли, пока дождались попутного катера. Прощаясь, Гривс улыбнулся:
— До встречи в Мурманске! Не забудьте же, мистер Лухманов: пельме-ни!
А у Лухманова не выходила из головы фраза Гамильтона о Ютландском бое. Что имел в виду адмирал? Что в океане возможна встреча с германскими линейными кораблями? Быть может, англичане хотят использовать транспорты как приманку, чтобы выманить из норвежских фиордов гитлеровский флот?
Ютландское сражение произошло между британским Гранд-флитом и немецким флотом Открытого моря в последний день мая 1916 года в Северном море, неподалеку от Скагеррака. И та и другая стороны старались выманить противника из его баз, разгромить и тем самым добиться господства на море. Замысел и английского адмирала Джеллико, и немца Шеера заключался в том, чтобы корабли авангарда, обнаружив врага, завязали с ним бой, а затем, отходя, навели бы его на главные силы, которым и надлежало решить исход сражения огневой мощью линейных кораблей. Не отводил ли Гамильтон транспортам роль такого же авангарда?
Оба командующих придерживались устаревшей линейной тактики, почти полсотни крупнейших своих кораблей каждый выстраивал в громоздкие походные ордеры, и флоты в моменты встреч не успевали разворачиваться для боя. Англичане имели превосходство и в количестве кораблей, и в скорости хода, и в силе и дальнобойности артиллерии, однако воспользоваться этим превосходством не сумели. В конце концов, после ряда стычек, дневных и ночных, потеряв по нескольку линейных и броненосных крейсеров, флоты возвратились в базы. Каждый приписывал победу себе, но победы попросту не было, ибо ни одна из сторон не достигла цели. Зачем же Гамильтон упомянул об этом сражении? Предупредил, что конвой может послужить причиной столкновения крупных линейных сил? Такая возможность не очень-то радовала.
На «Кузбассе» шли последние приготовления к выходу в море. Синицын доложил, что сделаны пробные обороты двигателя, и тот готов к работе на всех режимах; Птахов и штурманы возились с картами; Семячкин на корме гонял рулевую машину — в случае возможных атак вражеских самолетов придется резко перекладывать руль, и машина не должна подвести, заесть, выйти из строя… У Лухманова, тотчас же погрузившегося в судовые заботы, уже не осталось времени размышлять над словами и намеками Гамильтона.
Едва он переоделся, как с мостика доложили, что военные корабли покидают рейд. Они вытягивались за боны медленно, на малом ходу, молчаливо и настороженно. У бонов на каждом из них играли боевую тревогу, и корабли на глазах ощетинивались расчехленными орудиями и зенитными автоматами. Крейсера еще разворачивались на выход, а миноносцы уже скрылись в тумане у Акранеса.
— Не знаю, успею ли собрать команду хоть на несколько слов, — высказал вслух сомнение Савва Иванович, глядя то на уходящие корабли, то на Лухманова. Словно подтверждая его озабоченность, появился Митчелл, протянул капитану бланк телефонограммы:
— От коммодора: в шестнадцать ноль-ноль транспортам начать съемку с якорей согласно очередности, указанной в инструкции.
— Ясно…
Теперь уже счет пошел не на часы — на минуты. Трубы пароходов задымились густо, открыто. Катера и вельботы поднимались на палубу транспортов, однако их не крепили на киль-блоках, а оставляли висеть на талях, на вываленных за борт шлюпбалках: кто знает, что ждет в океане… Приказал подготовить шлюпки и плотики к немедленному спуску и Лухманов. А Птахов распорядился подать к «эрликонам» и пушке боезапас: теплоход готовился не только к плаванию, но и к возможному бою, хотя туман вроде бы гарантировал на ближайшие часы от встречи с противником.