Мы приблизились к воротам, и я, нагнув голову, поглядела на Линтонс сквозь ветровое стекло. Восточный фасад выглядел все таким же аскетичным. Кто-то смотрел из чердачного окна, из комнаты напротив моей: бледный овал, глаза, рот и нос едва различимы, я даже не могла определить, женщина это или мужчина.
– Это Кара там, на чердаке? – спросила я, и Питер замедлил ход машины, чтобы тоже взглянуть наверх. Мои пальцы коснулись материнского медальона, висящего на шее, – холодного металлического сердца.
– Где? Вон она.
Одно из окон под моими было поднято, и Кара высунула голову наружу.
– Фрэнсис! Ты вернулась! – крикнула она.
Мы вышли из машины.
– Но кто-то был там наверху у окна, – сказала я Питеру. – В доме есть кто-то еще?
– Видимо, это какая-то игра света. Тут больше никого нет.
– Скорей! – позвала Кара.
Питер помахал, и я тоже – но слишком поздно, она уже успела нырнуть внутрь. Я захотела снова посмотреть, что там на чердаке, но была уже слишком близко к дому и не могла увидеть верхние окна.
Мы прошли через парадную дверь. Внутри стояла та же знакомая промозглость (несмотря на теплый вечер), и под ногами у меня привычно похрустывали обломки штукатурки. Питер первым двинулся по главной лестнице.
– Что же это? – спросила я. – Что за сюрприз?
На самом деле я не очень-то хотела это знать. Я хотела подняться прямо к себе на чердак и проверить, не трогал ли кто-то вещи, не вернулась ли подушка в ванну, не валяется ли на подоконнике еще одна дохлая мышь. Но с верхней лестничной площадки мы сразу свернули в коридор, ведущий к их комнатам.
– Вам надо закрыть глаза, – заметил Питер, когда мы подошли к их двери.
– Зачем? – спросила я. – Что там такое?
– Ладно вам, Фрэнни, не портите удовольствие.
Я зажмурилась, вытянув вперед руку с растопыренными пальцами. Питер приобнял меня за талию, и я отчетливо ощущала его тело, напрягшееся от возбуждения. Я услышала и почувствовала, как он открывает дверь в гостиную. И потом он подтолкнул меня вперед.
14
Я коплю вопросы для Виктора, чтобы задать ему, когда он вернется. А он вернется. Что он знает про синдзю? Верит ли в привидения? Возможно ли как-то оправдать убийство другого человека? Ведь это всегда плохо, это всегда грех, за который ты должен расплатиться? Сильно ли я изменилась? Узнал бы он меня, встретив на улице, – если бы, конечно, в моих мышцах хватало сил ходить?
Выдают ли наши поступки нашу натуру?
Я где-то видела ее раньше, но не могла вспомнить где и не знала, как ее зовут. Очки, крупная верхняя челюсть, сильно выступающая вперед, губная помада, которую она явно купила в аптеке и выбрала специально для такого случая. Ее лицо упорно торчало у меня в памяти. Словно зуд посреди спины, в том месте, до которого не дотянуться.
– Энн Бантинг, – ответила женщина, когда ее спросили об имени.
Один из мужчин, сидевших за деревянными столами со всеми этими записями, папками и книгами, спросил, кто она по профессии.
– Библиотекарь. – Ее губы задевали друг о друга, размазывая помаду.
– Вы узнаете эту книгу?
Энн Бантинг уверенно взяла ее в руки как нечто очень знакомое. Так скульптор берет резец и молоток. Она перевернула ее, прочла надпись на корешке, изучила обложку, раскрыла.
– Да, – ответила она. – Это одна из наших.
Я тоже ее узнала: «Английские загородные дома», том третий. А потом я узнала и женщину. Энн Бантинг недоброжелательно смотрела на меня через весь зал суда, и я, не выдержав, покраснела. До этого я никогда не воровала книг из библиотеки. Другие вещи – да, но позже. А библиотечную книгу – никогда.
– Из тех, которые запрещено выносить? – уточнил тот же мужчина.
– Никакую из наших книг нельзя выносить за пределы библиотеки. С ними следует знакомиться исключительно в читальном зале.
Энн Бантинг коснулась пальцем уголка рта: видимо, ее беспокоило, что помада размазалась.
Еще один мужчина (все они были мужчины, и никто из них явно никогда не держал в руках резец и молоток) встал и произнес:
– Ваша светлость (или он сказал «ваше величество»?) я не вижу, какое отношение к делу имеют вопросы на данную тему.
Его светлое величество поднял бровь, взглянув на мужчину, задававшего вопросы Энн Бантинг, и тот в свою очередь тоже принял удивленный вид. Все эти юридические процедуры казались каким-то фарсом.
– Они дают представление о характере, – ответил тот, что обращался с вопросами к Энн Бантинг. – Они свидетельствуют о дурном характере мисс Джеллико.