Горький хлеб

— Утро, детинушка. На‑ко, подкрепись. Чать, проголодался?

Тюремщик поставил на пол миску с холодной похлебкой, протянул узнику горбушку черствого хлеба.

Иванка отвернулся к стене.

— Твое дело, детинушка. Токмо вечером пытать тебя указано. Хоть и скудна снедь, а силы крепит.

— Пытать?.. За что пытать, старик? ‑ резко вскинул голову Болотников.

— Про то не ведаю. Одно знаю: уж коли в Пыточную угодил ‑ вечером на дыбу к катам попадешь в гости. Ох, жарко будет, детинушка.

Вечером к Болотникову вошли трое стрельцов. Сняли цепь, отомкнули колодки. Один из служивых ткнул бердышом в спину.

— Айда на дыбу, парень.

Иванка поднялся с пола, хмуро глянул на стрельцов и молча начал подниматься по узкой каменной лестнице. В коридоре его подтолкнули к низкой сводчатой двери, возле которой застыл плечистый кучерявый тюремщик с горящим факелом в руке.

В Пыточной полумрак. На длинном столе горят три восковых свечи в железных шандалах. За столом, откинувшись в мягкое кресло с пузатыми ножками, закрыв глаза, сидит худощавый горбоносый дьяк в парчовом терлике нараспашку. Подле него двое подьячих в долгополых сукманах, с гусиными перьями за ушами. В углу, возле жаратки, привалился к кадке с водой рыжеволосый палач в кумачовой рубахе. Рукава закатаны выше локтей, обнажая короткие волосатые руки.

Посреди Пыточной ‑ дыба на двух дубовых стойках. Возле нее ‑ страшные орудия пытки ‑ длинные железные клещи, батоги, гвозди, деревянные клинья, пластины железа, ременный кнут, нагайка…

Болотникова подвели к столу. Приказной дьяк на минуту открыл глаза, окинул колючим взглядом чернявого детину и снова смежил веки. Спросил тихо и въедливо:

— О крамоле своей сейчас окажешь, али на дыбу весить?

— Не было никакой крамолы. Вины за собой не знаю.

Дьяк широко зевнул, вытянул длинные ноги под стол и кивнул головой подьячему.

— Чти, Силантий, о воровском человеке.

Подьячий развернул бумажный столбец, заводил по нему коротким мясистым пальцем и громко, нараспев прочел:

"Мая шестнадцатого дня лета 7211[105] вотчинный крестьянский сын Ивашка Болотников стольника и князя Андрея Андреевича Телятевского, прибыв в Москву, возле Яузских ворот глаголил среди черных посадских людишек мятежные слова противу великого государя и царя всея Руси Федора Ивановича и ближнего боярина, наместника Казанского и Астраханского Бориса Федоровича Годунова. Опосля оный Ивашка учинил разбой противу государева человека Дорофея Кирьяка, бывшего приказчика князя Василия Шуйского, а ныне…"

Услышав имя Кирьяка, Болотников вздрогнул и тут же его осенила жуткая догадка. Так вот кто, оказывается, надругался над матушкой Василисы!

Иванка уже не слышал монотонного голоса подьячего. Лицо его помрачнело, глаза заполыхали гневом. Ну, и изверг Кирьяк! Отчего таким людям на Руси вольготно живется? Жаль, что не узнал ранее, пса боярского.

— Праведно ли в грамотке изложено, парень? Отвечай, ‑ вывел Иванку из раздумья скрипучий голос второго подьячего.

— Правда далеко, а кривда под боком, дьяк. Поклеп в грамотке. Не тому суд чините. Дорофейку Кирьяка надлежит здесь пытать, ‑ зло отозвался Болотников.

Приказной дьяк пожевал сухими губами и махнул рукой палачу.

— Зачинай, Фролка. На дыбе по‑иному заговорит.

Палач шагнул к Болотникову и грубо разорвал на нем рубаху.

Иванка обеими руками оттолкнул ката. Фролка отлетел к столу. Оловянные чернильницы опрокинулись, забрызгав чернилами дорогой и нарядный терлик приказного дьяка. Тот поднялся с лавки и, брызгая слюной, закричал стрельцам:

— Тащите вора на дыбу. Палите его огнем!

Стрельцы навалились на узника, но Болотников вырвался из их рук и дерзко тряхнул кудрями.

Фролка сунул в жаратку с горячими угольями длинные железные клещи, раскалил их добела и, по‑звериному оскалив зубы, двинулся на узника.

— Погодь, палач. Закинь клещи! ‑ громко произнес вдруг кто‑то возле дверей.

Приказной дьяк и подьячие оглянулись. По каменным ступеням с горящим факелом в руке спускался в Пыточную высокий детина в нарядном кафтане. Сбоку пристегнута сабля, за кушаком ‑ пистоль.

Приказной дьяк недовольно заворчал:

— Кто таков, чтобы мешать государево дело вершить?

— От царева боярина Бориса Федоровича Годунова к тебе направлен. Велено отпустить сего удальца к князю Телятевскому.

— Слову не верю. Грамоту кажи, мил человек.

— Есть грамотка. Отпущайте Ивашку.

Глава 55 БОЯРСКАЯ МИЛОСТЬ

Впервые за долгие годы ходил Афоня Шмоток понурый. Жалел Иванку, вздыхал. Пропадет парень, не видать ему больше белого света.

На вечерней заре приехали с Воронцова поля ратники с Якушкой усталые, хмурые, неразговорчивые.

Якушка, спрыгнув с коня, сразу же пошел в холопий подклет и напустился на Афоню. Бобыль, ничего не скрывая, рассказал о случившейся беде.

Якушка в сердцах замахнулся на Афоню плетью, но не ударил и расстроенный побрел в княжьи хоромы. Сожалея, подумал: "Хорошего ратника лишились. Крепкий был удалец".

А вскоре на княжий двор прибыли из села Богородского трое дворовых людей от приказчика Калистрата. Ратники обрадованно загалдели, стали выспрашивать односельчан о новостях, житье‑бытье.