Читаем Горький хлеб истины полностью

Ступаков (размышляет вслух). Если они разрешат мне расположить госпиталь на два километра северо-западнее, а они, разумеется, разрешат, тогда Вера может не возвращаться… Санрота тридцатого будет работать в зоне моего передового хирургического отряда, и я прикажу командиру санроты, чтобы моя дочь…

Слышится топот, в палатку влетает взволнованная Серафима.

Серафима (задыхаясь, говорит сквозь слезы). Ой, товарищ начальник!.. Там принесли Володю!.. Страшно ранен!.. Трогать нельзя… А он чуть живой…

Ступаков. Спокойнее, спокойнее, медсестра. Толком докладывайте… Раненые к нам каждый день поступают.

Серафима. Так Володя ж, Володя! Гвардии лейтенант Савинов!..

Ступаков. Савинов? Знакомая фамилия… Постойте! Тот самый! Из команды выздоравливающих?!

Серафима. Да. С которым Верочка утекла!

Ступаков (сурово). Почему истерика?! Вы что, до сих пор не видели тяжелых ранений?..

Серафима. Его нельзя оперировать… Взорвется, и все погибнут…

Ступаков. Кто взорвется?

Серафима. Мина взорвется и всех поубивает…

Ступаков. Какая мина?!

Серафима. Немецкая… маленькая, как свеколка…

Ступаков. Что за чушь? Где мина?!

Серафима (причитая). В ем, в бедре у него застряла!.. Не разорвалась!.. Пиротехник сказал — поубивает всех, если трогать будут!

Ступаков (трясущимися руками берется за графин, наливает в стакан воду, вначале пьет сам, потом протягивает стакан Серафиме). Мина в человеческом теле… Операция сопряжена с гибелью не только раненого… Надо посоветоваться… (Кидается к телефону, крутит ручку.) Алло!.. Соедините по экстренному с «Сосной»! «Сосна»?.. Девушка, немедленно главного!.. Главного армейского хирурга!.. Любомирова! Как нет?.. Это Ступаков говорит! К нам поехал?! (Кладет трубку, делает несколько шагов по палатке. Останавливается перед Серафимой.) Срочно ко мне Анну Ильиничну!

Серафима (с удивлением). Так она ж его оперирует!

Ступаков (вздрагивает). Она что, не соображает?! Погубит и себя и людей… (Бегает по палатке, позабыв о Серафиме, которая наблюдает за ним.) Спокойнее, спокойнее, Ступаков. Так… Значит, взялась за операцию, не спросив ни совета, ни разрешения… Сейчас нагрянет начальство, а в госпитале чрезвычайное происшествие… Анна Ильинична героически рискует жизнью, спасая прославленного разведчика, а начальник госпиталя хирург Ступаков спокойненько отсиживается в палатке… Красиво, ничего не скажешь… (Вдруг, словно впервые увидел Серафиму, останавливается перед ней.) Вы подтвердите, что доложили мне о мине после того, как началась операция?

Серафима. Кому подтвердить-то… (Что-то соображает.) А-а, подтвержу! А чего ж, подтвержу, коли оно так и есть.

Ступаков. Тогда бегите к пропускному пункту и, как только подъедет машина Любомирова, сразу же позвоните мне!

Серафима. Так они уже приехали!

Ступаков. Когда?!

Серафима. Дак недавно. Приехали и целовались с Анной Ильиничной… А сейчас оба в операционной.

Ступаков (ошеломленно). Дура-а!.. (Выбегает из палатки.)

Затемнение.

Перевязочная палатка операционно-перевязочного блока. Декорация без изменений.

Сценапуста. На парусиновой перегородке контрастно видны тени Киреевой и Любомирова, склонившихся над Савиновым.

В перевязочную входит Ступаков. Он в белом халате. Некоторое время наблюдает за ходом операции. За перегородкой вдруг что-то звякнуло. Ступаков в испуге отшатывается. Затем, овладев собой, нерешительно идет за перегородку.

Видно, как выпрямилась тень Любомирова. Слышен его голос: «Иван Алексеевич, прошу вас покинуть операционную…» Тень Ступакова неподвижна. Снова слышен голос Любомирова: «Я приказываю покинуть операционную!»

Ступаков возвращается на сцену, как бы невзначай встает в безопасное место — за шкаф с перевязочными материалами.

Напряженная тишина.

Видно, как Любомиров отходит к столику с инструментами, что-то берет на нем… Вдруг — ослепляющая вспышка, грохот взрыва и… темнота.

После длительной паузы слышны приглушенные звуки духового оркестра, играющего похоронную музыку.

Из затемнения — та же сцена; парусиновая перегородка порвана, иссечена осколками. На сцене один полковник Крикунов.

Крикунов (нервно прохаживается, оглядывая помещение). Зачем?! Зачем же они вдвоем?! Глупость какая! Непростительная глупость!

Входит Серафима, отдает честь.

Где начальник госпиталя?

Серафима. Подполковник Ступаков лежит у себя в палатке… Острый сердечный приступ… (Тише.) После похорон Анны Ильиничны…

Крикунов. А где остальное начальство?

Серафима. Замполит и начальник штаба поехали на место новой дислокации госпиталя. Говорят, наступать будем? Правда, что ль?

Крикунов. Наступать будем. А госпиталь осевого направления обезглавлен… Как чувствует себя генерал Любомиров?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии