Не знаю, может, в России так принято, но я привык сам распоряжаться своей жизнью и своим временем, планировать все заранее и придерживаться по возможности установленного расписания. Да, мигрень постоянно вносила коррективы в мои планы, это правда, и я всегда страшно расстраивался и переживал, если подобные коррективы затрагивали интересы других людей, и злился на себя самого и свою болезнь. Я полагал, что если сам люблю жить по четкому графику, то должен уважать стремление других людей иметь возможность планировать свое время и свои дела. Поэтому слова Назара не только не понравились мне, но и озадачили. В дискуссию я ввязываться не стал, но сделал так, как считал нужным: составил календарный план и отправил каждому сотруднику электронное письмо с расписанием его визитов, сделав приписку о том, что приступ мигрени может это расписание изменить, но только в одну сторону: визит будет перенесен на более поздний срок, но никак не на более ранний. Формулируя этот текст, я поймал себя на мысли о том, что, может быть, не нужно пока отказываться от таблеток… Неизбежные последствия, которые так мне не нравились, наступят не завтра и даже не через месяц, а регулярный прием препарата гарантирует мне бесперебойную работу по графику.
Я решил посоветоваться с Назаром.
— Даже не вздумай, — отрезал тот. — Дай организму вздохнуть. Тебе известно только одно: при приеме таблеток примерно раз в две-три недели через примерно тридцать лет наступает разрушение личности. Правильно? Ты ведь именно так мне объяснял?
— Да, мне так сказали эксперты, которые проверяли препарат.
— А что будет, если принимать их каждый день в течение двух месяцев? Не боишься?
— Назар, мне уже поздно бояться, тридцать лет я не протяну.
— Но вдруг последствия наступят через год-другой, если ты сейчас начнешь употреблять лекарство ежедневно? Нет, Дик, как хочешь, а я не разрешаю.
Я оторопел. Полвека я не слышал этих слов в свой адрес. После похорон родителей никому даже в голову не приходило разрешать или не разрешать мне что бы то ни было, касающееся моей и только моей жизни.
— Ты не… что? — переспросил я, не веря собственным ушам.
— Не раз-ре-ша-ю, — отчеканил Назар. — Ты, разумеется, можешь не послушаться и сделать по-своему, но позицию мою знать должен. Побереги себя. А сотрудники пусть прилаживаются к твоим обстоятельствам, в конце концов, это небольшое неудобство учтено в их гонораре, разве нет?
— Да, — согласился я, — учтено.
Нерешительно покрутив в пальцах флакон со спасительными таблетками, я все-таки убрал его в чемодан. Назар прав: мне нужно постараться сохранить голову в рабочем состоянии хотя бы до момента окончания исследования, затем сдать текст, дождаться решения конкурсной комиссии, убедиться, что победил кто угодно, но только не Энтони Лагутин, а там уже будь что будет.
С переводчиком Семеном я запланировал работать через день, по четным датам, а с Галиной Александровной и Виленом — тоже через день, по нечетным. Первый визит доктора Качурина я наметил на тот день, когда, по моим предварительным прикидкам, дело дойдет до 1975 года: в записках Зинаиды Лагутиной упоминается о длительной болезни сына Владимира, во время которой и она сама лежала дома с сотрясением мозга.
Актеров я попросил приехать всех вместе, назначив день, приходящийся на нечетную дату: для формулирования задания без Галины Александровны мне не обойтись.
— Можно я буду называть вас настоящим именем, а не этой русифицированной подделкой? — попросил я. — Здесь молодежи нет.
Галия Асхатовна пожала плечами:
— Как вам удобнее — так и называйте, я ко всему привыкла.
Профессор была мне очень симпатична, я ценил в ней и обширнейшие знания, и чувство юмора, и готовность рассмеяться в любой момент. Необходимость скрывать ее неславянское происхождение казалась мне оскорбительной, и если среди молодых людей ей проще было именоваться Галиной Александровной, то в отсутствие оных я посчитал правильным пользоваться подлинным именем.
— Вы старше меня, так что обращайтесь ко мне без отчества, — предложила она. — Будем экономить время. Тем более у вас, Дик, тоже отчества нет. С Назаром и Полиной мы уже давно обо всем договорились, и только вы один разводите китайские церемонии.
Мне стало весело, даже не знаю почему. В присутствии Галии Асхатовны — прошу прощения, просто Галии — мне всегда хотелось улыбаться, и настроение поднималось.
— А Виссарион Иннокентьевич? — поинтересовался я. — Как вы его называете? Виссарионом?
— Вот еще! — фыркнула Галия. — Он у нас просто Вася. Или Гримо.
Назар отправился в город за Надеждой Павловной, а мы с Галией приступили к работе.