Горький мед. Гренландская кукла. Кодекс смерти. Девятый принцип. Перст Касандры

Он видел все вокруг как через плотную завесу тумана. Если доктор действительно рассказал правду — а зачем ему врать? — то большая часть того, чему его учили, чему он верил и чем занимался теряет какой-либо смысл. С этой точки зрения все необычное, что ему довелось пережить за последние дни, становилось совершенно логичным.

Он закрыл глаза и попытался понять. Но ничего не понял. Просто не хотел понимать.

Khi'elim khu. Воспроизведение тела. Последний принцип. Зловещая мудрость, веками скрытая песками пустынь.

Нет.

Он выбросил выкраденные из госпиталя больничные карты. В них не было ничего интересного или важного. Не сейчас. Просто там было записано, что Фердинанду Бессмеру и Дитеру Дунсдорффу перелили такое количество крови, которого было бы достаточно и для двадцати человек. Достаточно, чтобы умереть и воскреснуть.

Тем не менее Фредрик перевернулся на живот и прижал кулаки к глазам. Что-то не так. Что-то не сходится.

В сотый раз он пережил заново случившееся с ним в пирамиде Хеопса. Ему стало нехорошо. Он поднимался по душным узким шахтам наверх в усыпальницу. С группой немцев. Когда они уже докарабкались до Большой галереи, что-то случилось. Крики, паника. Он никогда не был в усыпальнице фараона, никогда не ложился в саркофаг и никому не позволял себя убивать. Но может, уже тогда в пирамиде у него существовал двойник, дубликат? Может, уже тогда было два Фредрика Дрюма? Миллион ибисов, сотни тысяч кошек, крокодилов и павианов.

Билетер сказал «I remember» и махнул ему рукой, разрешая пройти.

Внезапная боль в голове, какой-то укол, на середине подъема в пирамиде.

Неужели он действительно поднялся в усыпальницу и улегся в саркофаг, позволил себя прикончить, а затем вернулся к жизни со смещением во времени, за несколько минут до смерти, по дороге в усыпальницу? Громадное количество особей, сконцентрированных в маленьком комочке волокон.

Внезапно он подскочил на постели и спрыгнул на пол. Затем чихнул изо всей силы и выпил залпом четыре стакана воды.

Быть жертвой одно, а убийцей — совсем другое. Ведь кто-то же убивал? Кто-то стоял наверху и следил за тем, чтобы Бессмер, Кирк, Дунсдорфф и он сам улеглись в саркофаг и кто-то совершил само зверство? У этой трагедии был режиссер.

Мог ли вообще кто-нибудь заманить его, Фредрика Дрюма, в усыпальницу и заставить лечь в саркофаг? Не мог. Никто.

В байке доктора Бенги было слишком много слабых мест. Он был ослеплен, совершенно ослеплен сказкой о Древнем Египте и забыл, что есть еще и убийца, некто, осуществивший задуманное, выбравший нужный момент, когда в усыпальнице не было туристов! Господи Боже, почему он не спросил об этом у доктора Бенги?

Потому что старик не имел к убийствам никакого отношения. Потому что он оставил режиссуру спектакля другому. Человеку, которому доверял, но который делал все по собственному желанию. Бенга не утруждал себя деталями. Его больше интересовал конечный результат. Результат, который должен был подтвердить фантастическое открытие ученого.

Порошок тысячелетних мумий в крови Фредрика Дрюма.

В одном он был уверен: никто не мог заставить его по собственной воле улечься в саркофаг! Три первых жертвы может и согласились. Но он — никогда.

Ну и что? А то, что он был жив-живехонек, но в его кровь что-то добавили.

Он ходил взад и вперед по комнате. Попробовал вернуться к действительности, вырваться из тумана таинственности. Он пил воду и чихал. Чем больше он пил и чем больше он чихал, тем яснее становилось в голове. Зачем всем убитым плеснули в лицо кислотой? Почему режиссер был вынужден прибегнуть к этому кошмарному методу? Разве не было бы доказательство фантастического открытия доктора Бенги, «рассвета», убедительнее, если бы ни у кого не возникло никаких сомнений по поводу личностей убитых?

Но от лиц почему-то избавились.

Его собственное тело кремировано. Три первых жертвы наверняка прошли через ту же самую процедуру. Остался только пепел.

Но три первых жертвы были членами какой-то секты. Доктор Бенга не был уверен в признании их заявлений общественностью. Так к какой же секте они принадлежали?

Морг. Он изо всех сил старался забыть о проведенных под землей минутах, изгладить из памяти всякое воспоминание о них. Не думать о тех мгновениях, когда он изучал в морозильнике свое собственное тело. Неужели это действительно было его тело? Ногти на ногах, родимые пятна, шрамы. Свет, холод и общая атмосфера морга действовали на него не самым лучшим образом. Что и говорить. Страх, что невозможное окажется возможным, был сильнее разума. Он потерял самообладание. И тем не менее?

По спине пробежал холодок. Это могло быть его собственное тело.

Без лица.

Bitumen больше не осталось.

Паспорт, одежда. Мертвые вещи. Неужели при воспроизведении тела вещи человека тоже дублицировались вместе с ним автоматически? Ведь труп был в его одежде и с его бумагами.