Горький пепел

Он обошел несколько огромных камней, лежащих там, где уступ переходил в горный склон, протиснулся между стеной и одним из валунов, крепко удерживая принцессу за локоть и помогая ей пролезть следом. Алина выпала из расщелины ему в руки, и он несколько секунд держал ее, прижимая к себе и даже сквозь одежду ощущая, как колотится ее сердце. Чуть отстранился – она безвольно покачнулась и застонала, и Макс, плюнув на собственное состояние, поднял ее на руки и понес вдоль стены. Принцесса, сжавшись, обхватила его за шею; глаза ее были виноватыми.

Валуны и осколки горной породы здесь защищали от ветра, и идти теперь было куда легче. Тут осталось-то сделать всего десяток шагов, чтобы увидеть темный провал пещеры. Вход был ниже человеческого роста, и Макс осторожно опустил спутницу на землю. Та, кажется, от усталости ничего уже не замечала и только отчаянно цеплялась за него, словно боялась потеряться.

– Дошли, – просипел Тротт, подталкивая ее к входу. – Здесь нужно идти по одному, пригнитесь.

Принцесса, согнувшись и упираясь руками в своды пещеры, исчезла в каменном зеве, и Макс последовал за ней. Через шесть шагов темный потолок над головой устремился вверх, и Тротт выпрямился.

Богуславская, не разгибаясь, бессильно опустилась на колени, опираясь на руки и пытаясь отдышаться.

Пещера была шагов десяти в ширину и пятнадцати в длину, а дальше, сужаясь, уходила куда-то вниз. Внутри было сухо и казалось тепло просто потому, что ветер сюда не попадал. Но скоро они остынут, и здесь тоже станет зябко. Нужно было обеспечить источник тепла.

Тротт, не трогая спутницу, снял с себя поклажу, со стоном потянулся, чувствуя, как болят все мышцы, и склонился к сумке. Позади раздался всхлип – он обернулся и замер с кремнем и огнивом в руках. Алина, стоя на коленях и опустив голову, беззвучно плакала, вытирая лицо тканью, которой она обматывала голову на время полета.

У него не было сил утешать ее, но он знал, что́ утешит и порадует лучше любых слов. Макс присел у обложенного булыжниками кострища, в котором заботливо были поставлены домиком дрова с прослойкой из сухих папоротниковых листьев, и чиркнул кресалом. Посыпались искры, розжиг сразу занялся; затрещали, полыхая, поленья, заплясали на стенах оранжевые отблески, сразу делая пещеру уютнее, и дым потек вверх, к трещине в неровном потолке.

– Идите сюда, – позвал он, снова оборачиваясь.

Принцесса, щурясь сквозь слезы, посмотрела на костер и перевела почти благоговейный взгляд на Макса, недоверчиво и жалко улыбаясь ему. И снова в груди его сжалось сердце от чего-то до ужаса похожего на бесконечную, всеохватывающую нежность.

– Вы будете смотреть или попробуете согреться? – прохрипел он, отцепляя от пояса флягу и поднося к губам. Горло пересохло просто чудовищно.

– Откуда? – прошептала Алина с изумлением, подползая к огню и протягивая к нему красные от холода руки. – Боги, как тепло… – Пальцы ее задрожали, следом затряслось тело, и она застонала, смаргивая слезы.

– Все, кто летает к морю через горы, знают эту пещеру, – отозвался Макс тихо, поставив флягу на каменный пол. Он тоже на несколько мгновений поднес руки к костру, но тут же отвернулся, снова зарываясь в сумки. – Полукилометром ниже начинается лес, каждый, кто останавливается здесь, после привала приносит дрова и оставляет что-то из припасов. Жаль, водой не запастись, но нам должно хватить того, что во флягах.

Богуславская, всхлипывая и поскуливая, как щенок, почти совала руки в огонь и, казалось, готова была сама туда запрыгнуть. Кожа вокруг глаз у нее была красной, припухшей и мокрой. Тротту нестерпимо тяжело было видеть ее слезы.

– Не плачьте, – буркнул он. – Мы ведь уже дошли. Вы справились. Дальше путь будет легким.

– Это ведь вы справились. – Принцесса старательно вытерла глаза, но слезы покатились снова, и она заверила дрожащим голосом: – Я совсем уже не плачу, лорд Макс.

– Я вижу, – отозвался Тротт незло. Он отвязал от сумки котелок, вылил в него воду из своей фляги, оставив несколько глотков на утро. Алина, увидев это, поспешно отцепила свою и передала ему. Пока он доливал воду, она оглядывалась, продолжая всхлипывать и шмыгать носом. Рассмотрела наваленные у стены сухие папоротниковые листья, поверх которых лежало старое одеяло, несколько деревянных глубоких плошек рядом, кожаных мешочков – и перевела вопрошающий взгляд на Тротта.

– Там крупа, сухари, мед, – Тротт кивнул на крайний мешок. – Это мой, с прошлого полета. Хотите сладкого? Может, хоть это вас утешит.

Алина покачала головой, доставая из ножен нож. Руки ее все еще дрожали, но плакать она перестала, а во взгляде появилось знакомое упрямство.

– Хочу, но сначала надо приготовить горячее, лорд Макс. А вы отдохните.