Горький пепел

В нем все оборвалось – и Макс почувствовал такое омерзение к себе, такую ненависть, что все заболело внутри. Принцесса рыдала, отвернувшись и сжавшись, и он, все еще возбужденный до боли, дрожащими руками поднял ее, укутав, обмотав одеялом, прижал к себе. Она плакала, вцепившись в ткань, как в спасательный круг, а ему казалось, что он умрет сейчас от собственного скотства.

Он же знал, что ей снятся кошмары. Видел уже такие слезы и ужас в ее глазах. Обязан был настоять, что никакой близости не будет.

Но не совладал с искушением. Слишком желал ее. Себе хотел.

Алина скулила от страха, сжимаясь у него в руках, и горячие слезы текли по его груди.

– Ну все, все, – сказал он через силу, прижимая ее к себе. – Я не трону вас. Успокойтесь, Алина. Не нужно плакать. Ничего не будет.

Он говорил, только чтобы что-то говорить. Какую-то чушь.

– Я придумаю что-нибудь еще. Всегда есть еще варианты. Слетаю в убежища, приведу сюда еще дар-тени. Будем нести бога по очереди. Или доведу вас до врат, уйду на Туру, а там поговорю с духовниками… они сильны и тоже могут помочь… варианты есть, есть…

Ее плечо было прямо перед ним, и очень хотелось коснуться губами напоследок. Но он не стал. Она слушала, всхлипывая и цепляясь за него, а он все бормотал что-то, укачивая ее, успокаивая и ненавидя себя, пока она не затихла, обессиленная и вялая.

– Я не хочу, чтобы вы умирали, – прошептала она, силясь открыть глаза. Тело ее, которое он только что ласкал и вкус которого еще ощущал, было слабым и вялым. – Вы ведь не пойдете к Жрецу, лорд Макс?

– Нет, нет, – сипло сказал он.

– Обещайте, лорд Макс, – она еле ворочала языком и говорила неразборчиво.

– Обещаю, Алина, – пробормотал Тротт. – Обещаю.

Макс держал ее на руках, пока она не уснула и дыхание не стало глубоким. Затем аккуратно положил на ложе, убедился, что она не проснется, и, натянув штаны, пошел к берегу.

Там он умылся, чувствуя, как ноет в висках и болит в груди из-за чудовищного опустошения и отвращения к себе. Глотнул воды и направился в пещеру к Черному.

Бог встретил его ледяным молчанием.

– Я знаю, что это глупость, – проговорил Тротт, доставая из воздуха один из клинков.

– Что мне с твоего знания? – прошумел Жрец раздраженно. – Воистину Триединый слишком щедро добавил эмоций и людям, и богам. Что ты ведешь себя, как обиженное дитя? Разве ты не знаешь, что с решением нужно переспать? Не знаешь женщин? Так я скажу: если верно я помню о женщинах, то все, что тебе нужно, – вернуться к ней. С восходом солнца все страхи уйдут, она проснется в твоем тепле и сама даст тебе то, в чем отказала сейчас.

– Возможно, – тяжело сказал Макс. Вновь замелькали перед глазами напряженные руки, сливочная кожа, слезы и ужас в зеленых глазах. – Но я не могу это взять. Ты готов, отец?

На него пахнуло разочарованным холодом – а Тротт приставил клинок к груди, обхватив рукоять обеими руками, выдохнул и всадил лезвие себе в сердце.

* * *

Алина проснулась затемно. От страха.

Тротта рядом не было, и она вскинулась – но за ярко пылающим костром разглядела профессора, сидящего у огня и крутящего в руках какую-то палку.

– Лорд Макс? – позвала она, сжавшись. Села, прислонившись спиной к прохладной стене. Ей было стыдно и неловко; вчерашний ужас уже отступил, как это всегда бывало после кошмаров, но тело еще ломало от пережитого напряжения.

Он поднял голову с темными провалами глаз. Лицо в отблесках костра казалось маской.

– Спи, девочка, – сказал он тихо.

Алина зябко повела плечами, всматриваясь в него, но дрема уже накинула на нее тяжелое покрывало, заставляя сомкнуть глаза и соскользнуть по шершавой каменной стене на ложе.

Девятое апреля по времени Туры

Утром Тротта не оказалось ни рядом, ни у костра. Алинка, только проснувшись, несколько минут смотрела на брачный браслет на запястье, а затем поспешно выбралась из пещеры и огляделась, покачиваясь. Ноги и руки почему-то были слабыми и противно дрожали. Ей было холодно.

Над озером стоял туман, небо было закрыто тучами. Лорд Макс обнаружился у озера внизу: он сидел на берегу и гладил змееподобного сомнариса.

– Ты поела? – спросил он, не оборачиваясь, когда она подошла ближе. – Если да, то сейчас отправимся в путь. Бери сумки.

Алина задержала дыхание.

– Верните его мне, – попросила она резко.

Тротт развернулся. Посмотрел на нее глазами, полными извечной тьмы. Улыбнулся не-троттовской улыбкой.

– Как догадалась?

– Еще ночью поняла, – проговорила она тихо. – Я ведь столько времени была рядом с ним. Знаю, как он говорит и двигается, – в глазах защипало, и она ожесточенно потерла их. – Зачем? – спросила она с отчаянием. – Зачем он это сделал? Почему не подождал, не дал мне время?

– Каждый делает свой выбор, пташка, – сказал бог, осыпая ее льдом. – Ты сделала свой, а он – свой.

– Я еще ничего не сделала! – крикнула она зло. – Отдайте! Я все исправлю!

Черный в теле Тротта покачал головой.