Горький шоколад 2. Из пепла

– Около ста тысяч евро, да за триста тысяч можно продать твой дом. Ты же в Испанию больше не поедешь?

–Нет, не поеду. А эти деньги помогут? – Убитым голосом спросила Ксения, водя пальцем по стеклу. Вид её пугал, она была похожа не себя, такую, как была в клинике год назад.

– Нет, приговор уже вынесен. Учти, ты поедешь одна. Даньку я с тобой не пущу. Про Сашку ты уже слышала. Если твой хахаль будет себя хорошо вести, через полгода подадим на условно-досрочное. Не сдохнет.

– Я все поняла. Ник, ты можешь восстановить мой паспорт, я хочу опять быть Ксенией Брюхановой. Милана Вальдес не может быть невестой уголовника, а Ксения Брюханова – вполне. Если надо, я назовусь невестой. Меня предупреждали, что этот путь самый длинный, и что я его выбрала зря. Пора вернуться, я его осудила, что не мог простить меня. А сама? Нет, я поеду к нему. Завтра.

– Детка, твои мозги закипели. Поехали домой, поговорим через неделю, а? Кстати, Сашка сказал мне кто их похитил – это жена твоего Дэна, Ольга. Мы давно уже знаем, как ей это удалось, хотя по сведениям полиции она не выезжала из Берлина. Эту мадам уже ищут, заодно найдутся и деньги Дэна, как мне кажется.

Ник замолчал, увидев, что Ксения его не слушает, а смотрит за стекло, плачущее вместе с ней московским мелким дождем. Резко развернувшись, ушел в спальню к детям, эти маленькие верные сердечки не забудут и не предадут. И им все равно, что у папы Ника почти не работают руки, плохо ходят ноги и лицо наполовину из силикона, они видят его сердце, его любовь к ним, и … словом, пошло все к черту! Пока у него есть эти дети, он не будет один.

Конечно, утром Ксения никуда не улетела. Точнее улетела, но вместе со всеми, в Сочи, к Нику. Месяц она была с детьми, наладила жизнь и быт, а через месяц улетела к Дэну, со своим восстановленным паспортом. Теперь к ней не было претензий, дело давно было закрыто.

Глава 21. Встреча за колючей проволокой

Дэн, как всегда, проснулся раньше побудки. Узкая кровать, тонкое одеяло, холод в большом помещении, непокой в сердце не давали доспать последние минуты. Сегодня ещё добавился тревожный сон, не мрачный, а какой-то светлый, царапающий душу своей невозможностью. Еще два года колонии, два года жизни в мрачных бараках с двухярусными кроватями и толпой народа, нигде и никогда никакого уединения, даже в душе и туалете.

Чтобы хоть как-то отвлекаться от дум, Дэн все время работал, их колония специализировалась на разведении свиней, и все осужденные, или «жулики», как их называли здесь, работали в свинарниках, либо строили их. Дэн, к счастью, занимался строительством нового здания для молодняка, потому что выдержать шум и запах в свинарнике было не по его силам. На стройке же можно было задержаться до вечера, потому что в бараке было делать нечего.

Колония была продвинутой, был и спортзал для «жуликов», но его больше держали для проверяющих, чистым и пустым. Была библиотека, была школа для желающих. Но собрание книг было жалким и неинтересным, да и читать он не мог. Поэтому, сидя в своем кабинете на стройке, он вечерами чертил по работе, и просто для себя. Чертил, уходил в себя, и листал свою память, каждый хороший момент. Почему-то его жена Ольга никогда даже не возникала в его мыслях, а тот месяц, когда он видел своих детей, был самыми драгоценными страницами.

Когда Дэну сказали, что к нему в колонию приехала невеста, он думал, что это ошибка. Но развлечений у сидельцев немного, и он пошел глянуть. В однокомнатной квартире, отводимой для долгосрочных свиданий, он увидел Ксению – повзрослевшую, с легкой сединой в светлых волосах и морщинами возле рта. Он шагнул назад, страшный, худой и плохо выбритый, ему было стыдно, что она видит его таким.

– Зачем ты приехала? Унизить меня? Увидеть меня в этом дерьме? – Голос от злости был глух, а с языка хотели сорваться словечки, которые здесь в особом ходу.

– Стой, Вадим. Не беги, мы с тобой и так наделали ошибок, набегались. Иди садись, вот я привезла еду. – Устало проговорила Ксения. – Да, у нас радость! Ник нашел детей! Они у него в Сочи, и теперь охраны еще больше…

Дэн не мог поверить, что дети нашлись, он так мучился их пропажей, считая себя виновным. Теперь с его плеч свалилась гора, и он закрыв глаза, прислонился спиной к двери. Из-под сомкнутых век покатились горячие слёзы, и остановить их он не мог.

Ксения подошла к нему, неловко обхватила поверх опущенных рук, и прижалась к черной робе.

– Все, теперь всё. Они живы, мы их нашли. Поплачь, это нужно. И прости меня, я тебя должна была простить сразу, я не должна была уезжать тогда. Не сказав про беременность.

– Я очнулся, я сразу очнулся, как только увидел тест на беременность. Как морок сошел, я любил тебя… И люблю, не понимаю, что на меня нашло… Но я умираю без вас всех, уже седьмой год умираю… и все никак не умру.

Она подняла мокрое от слёз лицо, и рыдая покрыла поцелуями его губы, подбородок, и уткнулась в шею. Он неловко погладил её по голове шершавой ладонью, и прижал к себе.