Горький шоколад

Мы зашли в подъезд. В глаза сразу бросились обшарканные стены светлого оттенка, во многих местах разрисованные молодежью. Свернув направо, мы вошли в длинный коридор, вдоль которого располагалось множество комнат. В коридоре бегали дети. На общей кухне готовили женщины, и некоторые их них нагло курили в открытое окно, весело что — то обсуждая. Как здесь можно жить? Я не смогла бы пользоваться общим туалетом и душем. Неизвестно, какие бы попались соседи. Марго прошла почти в конец коридора и остановилась напротив коричневой двери.

— Оценила? — усмехнулась она, стуча в дверь. Из соседней комнаты вышли двое мужчин. Один из них был лысым и беззубым в майке морского цвета. Осмотрев нас с ног до головы, они пошли в сторону кухни.

— Да уж. Оценила, — хмуро ответила я, прижимаясь ближе к ней.

Марго постучала второй раз. Послышался звук открывающей замка, и на пороге появился мужчина. Ростом он был с Марго, худощавый, на голове спутанные волосы с сединой, небритый. Футболка на нем явно не первой свежести, а на спортивных штанах красовалось масляное пятно. Но, несмотря на безобразный вид, я разглядела в этом мужчине схожие черты с Марго и, в первую очередь, цвет глаз.

— Ну, привет, папа! — Марго неодобрительно покачала головой, рассматривая его. — Надо же, ты еще в вменяемом состоянии?

Мужчина хотел ей ответить, но его забил приступ кашля.

— Здравствуй, дочка! Что еще можно от тебя доброго услышать, — практически просипел он.

— А что я могу доброго тебе сказать? От твоих сигарет, скоро и голоса у тебя не будет, — хмыкнула она.

— Войдете? — спросил он, обращаясь к Марго.

— Надеюсь, ты прибрался?

Мужчина не ответил, а молча распахнул дверь, пропуская нас. Господи! Какой ужасный запах! Едкий дым от сигарет и запах алкоголя ударил мне в нос, а маленькая комната вызывала неприязнь. На диване скомкано серое постельное белье, на столе стоит бутылка водки, почти допитая, граненый стакан, селедка, вареный картофель и черный хлеб. На полу в углу стояли пустые бутылки из — под пива, и пакет с непонятным содержимым. Мебель в комнате — старая, а палас совсем грязный. Я замерла около двери, не решаясь пройти вперед.

— Папа, хватит здесь курить. Ну и вонь! — Марго прошла к окну и широко открыла одну створку. С брезгливостью посмотрев на стол, направилась к холодильнику, вынимая продукты из пакета. — Какой кошмар! Ты чем питался? Не мог позвонить?

Мужчина, сев на стул, наполнил половину стакана остатками и залпом выпил. Мне показалось, он даже не поморщился. Подцепил вилкой кусок селедки и закусил вместе с черным хлебом.

Марго со злым взглядом подлетела к нему и, упершись кулачками о стол, склонилась над ним.

— Папа, поимей совесть! Ты вот сидишь и пьешь, а Саша платит за твое жилье. У него своих долгов хватает, пашет, как проклятый, и ты тут еще проблем доставляешь! Может хватит? Устройся на работу, будь человеком, в конце концов. Ты мужик или только называешься им? Почему я, твоя дочь, должна говорить тебе об этом. Я хочу приходить сюда и видеть в тебе нормального человека, а не бомжа. Ты смотрел на себя в зеркало?

Я взглянула на небольшое обляпанное зеркало, висевшее слева от меня. Мужчина вдруг хрипло засмеялся. У Марго такое выражение лица, будто готова его ударить.

— Вся в мать, — мужчина поднял на нее взгляд. — Красивая и стервозная. Только командуете и требуете.

— Папа, посмотри, как ты живешь? — кивнула она в сторону. — Тебя такая жизнь устраивает? Ты, кроме алкоголя, ничего не знаешь и своих собутыльников, торчащих у тебя. Во что превратил свою комнату? Саша боится тебе деньги давать, вдруг пропьешь.

— Мне все нравиться, дочка, все, — грустно улыбнулся он, доставая сигарету из пачки, снова закашливаясь. — Разве я кому — то доставляю хлопот? Нет. Никого не трогаю. А вы стройте свою жизнь, как хотите. Вы у меня теперь взрослые. Саша мой — молодец, горжусь им, трудяга. А ты, Марго, как и твоя мама, ищешь, у кого кошелек толще. Только счастливой жизни у тебя не будет.

— Замолчи! — выкрикнула Марго. Я прижалась к двери с замершим дыханием. У меня на глазах происходила одна из семейных драм, и, к сожалению, частых. Сколько людей сгубил алкоголизм. И то, что Марго открыто мне показывает, ввело в замешательство. Ведь — слишком личное. — И не неси ерунды! Уж мы с братом наладим свою жизнь, не переживай. А вот сделаешь ли это ты, сомневаюсь. Ты катишься ко дну, папа! Если уже не там. Мы же помочь хотим тебе.

— Если ты пришла морали мне читать, то можешь уезжать. Ты все равно редко здесь появляешься, — мужчина закурил.

— При мне не кури! — выхватила она сигарету из его рук и затушила в пепельнице. Ее голос перешел на крик. — И к кому я должна приезжать? Вот к этой тряпке, который губит свою жизнь и травит себя водкой? Твою мать, мне двадцать три года, папа, а чувствую себя на все сорок с вашей гребанной жизнью. Достали уже! Как маленькому все объясняй. Никогда не думала, что мой любимый отец опустится до такого! Возьми себя в руки! Или ты хочешь прямо здесь сдохнуть?