Горький вкус любви

Перед большими магазинами, где торгуют ювелирными изделиями бедуинов, ютились крохотные лавочки, из которых на улицу струились ароматы заморских специй.

Когда я покинул Аль-Балад и оказался в современном торговом районе, улицы стали оживленнее. Примерно часом ранее закончилась пятничная молитва, поэтому тротуары были забиты мужчинами в чистых тобах, а неподвижный воздух пропитался духами и мускусом.

На площади перед торговым центром я заметил выстроившуюся большим полукругом толпу. Чтобы войти в магазин, мне нужно было пройти сквозь нее. Пробираясь между круглыми животами мужчин, я старался не потерять сознание в знойной духоте. В какой-то момент толпа качнулась, меня зажало мужскими телами и понесло. Неожиданно для себя я оказался в первых рядах. По громкоговорителю объявили, что сейчас казнят индуса — перевозчика наркотиков.

В центр полукруга вступил Абу Фейсал. Я не мог шевельнуться. Первый раз я присутствовал при казни. Мужчины вокруг меня кричали: «Аллаху акбар!»

Абу Фейсал был одет в черное пальто поверх белого тоба. Его красную гутру[9] черной короной обвивал шнур — огал. Он был самым высоким человеком из всех, кого я видел за всю свою жизнь. В школе говорили, что это Аллах сделал его таким высоким, чтобы, отрубая руки и головы, он мог получать с небес послания силы.

Коренастый человек позади Абу Фейсала держал длинный меч, сверкающий на солнце, как огонь. Трое мужчин вывели на площадь человека с завязанными глазами и заставили его опуститься на колени. Потом один из охранников велел осужденному прочитать шахаду. Через несколько минут все три охранника быстро удалились, и мужчина с мечом приблизился к Абу Фейсалу, который расхаживал взад и вперед с опущенной головой. Увидев, что ему подносят меч, Абу Фейсал остановился, выпрямился и протянул длинную руку к своему орудию труда.

Как только рукоять оказалась в его кулаке, Абу Фейсал несколько раз взмахнул мечом, разогревая мышцы, и оглядел зрителей. Его взгляд встретился с моим, и в его лице я увидел отражение прошлых событий: однажды его сын Фейсал расплакался передо мной, рассказывая о том, что его отец хочет сделать из него палача и всем рассказывает о своих планах, а Фейсал даже думать об этом не может.

Разговоры в толпе стихли. Меч Абу Фейсала замер в нескольких дюймах от коленопреклоненного индуса. В тот миг, когда палач рывком поднял оружие над головой, я развернулся и ринулся прочь.

Толпа вокруг меня стояла недвижно и безмолвно.

Когда я выбрался из кольца зрителей, раздался резкий вопль, а затем мужские голоса хором вскричали:

— Аллаху акбар!

Я вбежал в торговый центр и сел рядом с фонтаном напротив магазина электротоваров. Руки я положил между коленями и сдавил их ногами в попытке унять бешеную дрожь, от которой сотрясалось всё мое тело.

Стены торгового центра не могли противостоять реву толпы на улицы. Я зажмурил глаза и зажал уши ладонями, мечтая очутиться где-нибудь далеко-далеко отсюда. Потом голоса стихли, и я понял, что казнь закончена. Зрители расходились, и часть из них направилась в торговый центр, продолжая оживленные беседы и восклицая «Аллаху акбар!»

Надо было возвращаться домой. Всякие мысли о новой рубашке испарились.

Яхья появился с опозданием почти на час. Он припарковался в нескольких метрах от дерева, под которым я ждал его, и вышел из машины. На нем была его любимая облегающая тело футболка с логотипом местной футбольной команды, в руке он держал банку из-под «пепси-колы».

Яхью знала вся округа, потому что он повсюду разъезжал на своем велосипеде. Жил он на деньги, оставленные ему в наследство отцом, одним из богатейших жителей нашего района. В подростковом возрасте он хвастался, будто все ребята в мире восхищаются его мускулатурой. В нашей школе он был единственным, кто серьезно занимался тяжелой атлетикой, ради нее он готов был каждый день по часу ехать на велосипеде через пробки, чтобы добраться до спортивного клуба, в котором имелись необходимые снаряды.

— Извини, что я так поздно, — сказал он своим хрипловатым голосом. — Укладывал вещи.

— Да ничего, — сказал я, выхватывая из его руки банку из-под «пепси». — Ну что, готов к поездке?

— Ага, — ответил он. — Хани и его семья тоже в этом году поедут отдыхать в Абху, так что мы с ним встретимся там, но я и без него сумею хорошо провести время.

Хани был нашим приятелем-саудовцем, который, как и Яхья, уже давно не ходил в школу. Он работал в экспортно-импортной фирме своего отца. Яхья бросил школу в восемь лет — он считал, что не было никакого смысла продолжать учиться, ведь иностранцам не разрешается поступать в университет.

— А когда вы с Хани возвращаетесь? — поинтересовался я.

— В середине сентября.

В этот момент в вилле напротив распахнулась дверь, и оттуда вышел местный дурачок — Мухаммед Аль Хиранья — в коротком тобе, с гутрой, перекинутой через согнутую в локте руку. Он остановился, глядя на нас немигающим взглядом. Рассеянно расправив гутру на голове, он начал громко декламировать суру из Корана. Его голова моталась из стороны в сторону, но глаза не отрывались от нас с Яхьей.