Горькое молоко. Золотой брегет. Тюремный шлейф

…Работа Беде не понравилась сразу. Молота там конечно не было ни какого, но монотонный стук молотка, бил по его нервам и мозгам. Мастера он предупредил, что работать здесь не сможет, ввиду его слабого здоровья. После чего пошёл к Юрке, где он числился в цеху паяльных ламп. С Юркой они пошли обходить все производственные участки. Там Беда охотно знакомился и общался с такими же нерадивыми работниками, как и сам. Черновая работа для них считалась не престижной и они старались всячески отлынивать от неё. Эти колонисты относились к отрицаловке и на промзону ходили только для галочки, а всю грязную работу выполняли в основном активисты и категория забитых и зашуганных ребят. Они работали не щадя своих сил на УДО и на дополнительный ларёк, — существовала такая форма поощрения, для прилежных колонистов.

Дождавшись окончания работы, или на языке зоны, съёма с работы, Беда и Борода пошли в пятый отряд, где встретились с двумя ребятами Компотом и Черпаком, которые, как и Юрка пользовались авторитетом в колонии. Но у них не совпадали смены, если отряд Беды и Бороды работали во вторую смену, то пятый отряд работал с утра, а учился во вторую смену.

Юрка изложил им подробно о столкновении Беды с подручными Шамиля.

— Предъявить сейчас он тебе ничего не сможет, — сказал Беде Черпак, но в будущем опасаться тебе его надо. Шамиль коварный, он способен на всё, даже на подлости. Он может тебя искусственно заложить, за какую — то проделку.

— Как это искусственно? — спросил Беда.

— Обыкновенно, сам закладывать не пойдёт, а расскажет невзначай при стукачке про тебя. Ты в шизо идёшь, а он считается чистым по нашим законам, потому что доказать не возможно. Рапорт же будет написан стукачём, — объяснил ему Черпак.

— Плохо только одно, что ты для него новичок, — сказал Компот, — это бьёт сильно по его самолюбию. Он может рассудить так, что если новички сегодня будут обижать его земляков, то завтра они будут бить его самого. А если честно, то его давно пора на место ставить.

— Так в чём — же дело встало, давайте покажем ему своё место? — предложил Беда.

— Сейчас они сильнее нас, опасно с ним связываться. Они мобилизовали свою орду, а у нас разброд полнейший.

— Ладно, что будет, то будет, но я вам пацаны, вот, что скажу. Нельзя на своей земле отдавать власть чужакам. Мы пришли к вам с Юркой за небольшой поддержкой. Я не скрываю этого, но видимо здесь её не найдём. За себя я смогу постоять. Мне всё равно кто это будет Шамиль или Чингисхан.

— Ты не кипятись, тебе никто ещё не отказал, — остановил Беду Черпак, — давай мы вечером придём к вам в отделение. Приколемся до его прихода по своей теме. Посмотрим, что он выкинет, но думаю, при нас он не посмеет на тебя руку поднять.

— А я хочу, чтобы он поднял, я ему охоту отобью на всю жизнь руками махать, — зло сказал Беда.

— Пацаны, вот увидите, Беда сделает его, как миленького, я его с первого класса знаю, и я буду стоять рядом с ним, — заверил всех Борода, — и вы знаете, что вор в законе Минин Захар его дядька? — неожиданно выпалил он.

Ребята с недоумением посмотрели на Бороду, и Черпак недоверчиво спросил у Юрки:

— Ты Борода не шутишь? — Ведь Минина знают во всех тюрьмах и лагерях, — при этом он не сводил своего взгляда с Беды.

— Такими вещами не шутят, — парировал Юрка, — я сам лично давно знаю Захара, как и Беду. Неоднократно у него в голубятне с пацанами просиживал, когда он в тюряге не сидел. (Здесь Беда привирал, он Захара и в лицо не видел ни разу, а узнал про него из ночных новостей Беды)

— Это совсем другой базар, да за твоего друга не только мы поднимемся, а вся зона.

— Вспомнил, — полез, Беда в сапог, — Минин мне писульку прислал, а я забыл про неё.

Он развернул помятое письмо и вслух прочитал.