Горькое похмелье

– Прекрасно!.. Десять Швейцарий… А что контролирует сейчас другой батька или, как его там… атаман Григорьев?

– Григорьев крепко удерживает Николаев, Херсон, Одессу и всю прилегающую территорию, – не без удовлетворения показал главком владения Григорьева. – Кстати, должен заметить, Лев Давидович, его бригада уже тоже переименована в дивизию.

– Прекрасно, прекрасно! – развел руками Троцкий. – Между тем родитель этих двух бандитских дивизий, анархиствующий матросик Дыбенко сейчас покоряет Крым. И это несмотря на два моих приказа оборонять Донецкий бассейн и не устраивать авантюры. А также несмотря на две категорические телеграммы Ленина… Партизанщина – вот что погубит революцию. Батьки, атаманы, они рвут Украину на части!.. Вы хоть что-то видите дальше своего полковничьего носа, Иоаким Иоакимович?

Вацетис побагровел:

– Я попросил бы вас, Лев Давидович… Я имею честь офицера…

– Помолчите, Иоаким Иоакимович! Я недавно погнал в шею Бонч-Бруевича, а он не в полковниках ходил, а в генерал-лейтенантах, в отличие от вас… Вы, похоже, гордитесь этим своим Махно, Иоаким Иоакимович. – Троцкий внезапно понизил тон, заговорил почти задушевно. Умеет, умеет разговаривать он и с людьми, и с толпой: недаром учился ораторскому искусству в риторских школах у великих психиатров Фрейда и Адлера! – А между тем этот батько зверски уничтожает всех офицеров. Даже тех, кто перешел на нашу сторону… А у меня в Красной армии служат тридцать пять тысяч бывших офицеров. Их семьи получают пайки, жалованье!..

– Вас за это уважают, – примирительно произнес Вацетис.

– Большая часть Правобережья Днепра у Григорьева, Левобережье – у Махно. Почти вся Украина. Ну, на западе еще Петлюра. Но запад – это несерьезно. Польско-австро-венгерская склонность к маскарадным костюмам и красивой фразе о происках москалей. Запад вычеркнем. И где вы видите наше место? Махно укрепляется. Этот противник власти, в сущности, устанавливает собственную власть. У него уже армия, почти пятьдесят тысяч человек. Будет сто… Кстати, а сколько у Дыбенко?

– Двенадцать тысяч, – без запинки ответил главком.

– А когда матросика вместе с его дамой, этой Орлеанской девой, решившей стать пролетарской мадам Рекамье, выпрут из крымских великокняжеских покоев, у него не останется и пяти тысяч… И что вы тогда прикажете делать с еще более расширившейся империей Махно?

Вацетис наморщил лоб:

– Но на Махно держится наше наступление на Ростов!

– Отменим.

– Как?

– Думайте, Иоаким Иоакимович. У Махно сейчас десятки тысяч новобранцев, ему не хватает боеприпасов и оружия. Понимаю, вы не можете не снабжать его. Но в таком случае пошлите ему малопригодное, устаревшее вооружение.

– Но он потерпит поражение! – удивился честный Вацетис. – Мы потеряем Донецкий бассейн!

– Я оставил Восточный фронт, где наступал Колчак и где мое участие было крайне необходимо для Республики, я гнал свой поезд через разбитые дороги и мосты со скоростью сто верст вовсе не для того, чтобы читать вам уроки политграмоты. Да, мы потеряем эту часть Украины. Сюда придут деникинцы со своей жаждой мести и старыми порядками. Украинское крестьянство никогда не примет белых офицеров. Оно вцепится в них зубами, оно не даст им жить. И мы получим эти хлебные земли обратно, не сомневайтесь… Но если здесь воцарится Махно, крестьянский вождь, играющий на мелкобуржуазных инстинктах украинского мужичка, хозяйчика и вольнолюбца, мы с этим батькой уже не совладаем. Деникин предпочтительнее. И, кроме того, как только Махно побежит, мы обвиним его в предательстве революции и пособничестве деникинским генералам. Мы уничтожим его морально… Все! В детали не вдаюсь. Действуйте сами! – Троцкий повернулся к Склянскому: – Эфраим Маркович, подготовьте приказ для Григорьева. Наступление на запад для оказания помощи венгерской революции. Пошлите к нему полсотни комиссаров. Заставьте его уйти в поход! Пусть уходит подальше! За неподчинение приказу – расстрел. Хватит баловаться!

– Атаман Григорьев вряд ли уйдет с Украины. Скорее всего, он взбунтуется и… и даст повод для ответных действий, – правильно поняв Троцкого, сказал сообразительный Склянский. – Что ж, лучше раздавить змею, пока она в яйце.

– Да!.. И разработайте мероприятия по поводу других «батьков», помельче. Сейчас многие атаманы в красных командирах ходят. Тоже опасные союзники… Извините. Я двое суток без сна.

Лев Давидович совершенно по-домашнему улегся на кожаный диванчик, снял очки, положил их на стол и тут же безмятежно, как младенец, уснул. Ладошки под щечкой.

Вацетис и Склянский на цыпочках вышли из штабного отсека.

– Голова! – прошептал Вацетис. – Видит далеко.

Склянский согласно кивнул.