Горькое вино Нисы

— Зачем же? — как бы даже обиделся Игнатий Ефремович. — Все так и было. Даже более того. Не обо всем православные пронюхали. Но тем не менее фельетонист призывал уполномоченного совета по делам религиозных культов, финотдел и другие органы сделать должные выводы из приведенных фактов.

— И сделали?

— Не успели. С благословения самого архиепископа отбыл я в Среднюю Азию. Только обосновался в одном городе, местная газета возьми да перепечатай ту «Притчу». Гром средь ясного неба. Пришлось сюда перебираться. Протоиреем в храме божьем. Компания хорошая подобралась, зажили душа в душу, безбогобоязненно. И по сей день кадилом бы махал, крестил, исповедал, причащал, в последний путь провожал бы православных. Но ведь не повезло же, не повезло. Сразу надо было обрывать, затаиться, а я тщился еще удержаться на той стезе…

— Второй фельетон?

— Второй, — с усмешкой отозвался расстрига. — «Отец Игнатий заметает следы». Вот тогда я и плюнул на все. Не стал ждать, пока владыко гнев свой на меня изольет. В миряне пошел. Теперь вот экспедитором в одной конторе. Имею свой кусок хлеба с маслом. А иной раз и с паюсной икрой.

— Игнатий Ефремович, вы вот скажите: как у вас… простите, как у них там, у церковников, когда идут на такое, богобоязни нет? Про кару божию не думают? Про заповеди, про совесть, наконец?

Антипов обессиленно откинулся назад. Казалось, он упал бы навзничь, не будь у стула спинки… На Сергея смотрел без усмешки своей, без веселости. Может быть, устал или остыл после первой рюмки: поскучнел и впрямь жаждал вторую, от которой мог стать «плохим».

— А вы, Сережа, настырный, — проговорил он, внимательно разглядывая его и как бы заново оценивая. — Совесть… о ней говорить приятно, иметь же ее, извините, разве только в малой дозе хорошо. Церковники, как вы изволили выразиться, тоже люди, во все времена, от сотворения мира. Слово легче сказать, чем дело сделать, да и надо ли словам следовать слепо? Слово, его и так, и эдак можно толковать. Вот в Библии сказано: «Не пожелай». И тут иное: «Самые первые плоды земли принесли в дом Господа». Или «Не убий» — и такая заповедь есть. А пророк божий Самуил четвертовал пленного безоружного царя Агата. «Не прелюбодействуй», — сказано. А святая братия в пороке погрязла, сама Библия о том ведает. Святая праматерь Сарра к собственному мужу праотцу Аврааму привела для сожительства служанку Агарь, чтобы ребенка зачала. Пророк и псалмопевец царь Давид соблазнил жену Урии Вирсавию, Урию же убил. А собственного сына, который зверски изнасиловал свою сестру, Давид не наказал даже. Праотец Иуда по ошибке с невесткой переспал — за проститутку принял. Вы уж, Верочка, простите. Я ведь все о святых. Еще об одном только, о Лоте. — Антипов прикрыл глаза, заговорил речитативом: — «И жил в пещере, и с ним две дочери его. И сказала старшая младшей: отец наш стар, и нет человека на земле, который вошел бы к нам по обычаю всей земли; итак, напоим отца нашего вином и переспим с ним в ту ночь; и вошла старшая и спала с отцом своим; а он не знал, когда она легла и когда встала».

Кровь прилила к щекам, и Сергей даже ладони приложил, чтобы жар унять. Как же это он может — при Вере! Сергей и посмотреть в ее сторону не смел, стыдно было, а только чувствовал, как напряжена она. Надо было остановить Антипова, оборвать, но ведь она просила не обижать его…

Тихо стало в комнате. Вдруг треснул фитилек свечи. Сергей вздрогнул, а Игнатий Ефремович засмеялся негромко.

— Фу, сколько вы пошлостей понаговорили, — брезгливо поморщилась Вера.

Сергей виновато посмотрел на нее.

— Верочка, разве это я — это Библия, священная книга. Я же только уста ее, — шутливо вскинул руки Антипов, но тут же посмотрел на Сергея серьезно: — Безнравственным быть легко — совесть только преодолеть, если она имеется. А нравственным — нелегко и не просто. Тут усилия требуются каждодневно, тут одной совести маловато, многое надо в себе преодолеть. Вот только — зачем? Для чего преодолевать-то? Все там будем — и праведные и неправедные. — Он поднял свою рюмку, задумался на минуту, потом вскинул голову: — Так за что же вторую? За удачу! Она одна достойна почтения. Ибо удача вершит в судьбе человеческой. А все остальное — химера, все остальное, что под удачу не попало, — перечеркнуть и забыть. Удачи нам всем! — Залпом выпив водку, он похлопал ладошкой по губам, остужая, свободной рукой покружил над столом, выбрал из всей закуски ломтик лимона, кинул в рот, пожевал, сморщился и встал. — Возражений не принимаю и ретируюсь. Пока!

Шлепанцы его зашаркали по зеленому линолеуму.

В дверях он наклонился, посмотрел на свои ноги, развел руками, как будто только сейчас заметил оплошность, и засмеялся над собой язвительным смешком. Удалился он, сокрушенно качая головой. Замок щелкнул коротко, и сразу тягостная неловкость воцарилась в комнате, неясно освещенной колеблющимся пламенем свечи.