Горм, сын Хёрдакнута

– Не скажи, – рыжий на миг задумался. – Ты волю нашу своей неволей купил, надо ее теперь с толком употребить. Разбежимся по домам, где бы те ни были, Йормунрек до нас рано или поздно доберется, да еще по одному. В Раумарики не сидел, дядю убил, на Мёр руку наложил, одного брата извел, Тилемарк прибрал, другого прикончил, Вестфолд заграбастал, Альдейгью разграбил, Свитью хитростью взял, теперь вот Килей, дальше Гуталанд или Этлавагр, а потом или опять на Гардар пойдет, или по Янтарному морю. Вернись я домой в Эйландгард, может, несколько лет спокойного житья только и выгадаю, пока снова драккары по реке не поднимутся. Нет, раз не сгинули, неспроста это, Яросвет нам, видно, особую долю определил – заедино нам ее и искать.

Кнур кивнул в согласии со знахарем и прибавил:

– Обратно же, тебя здесь на съедение Йормунреку с его воронами бросать… не по-товарищески это, поди…

– Не заслужил я такого товарищества! Скольких сгубил – Стира, Оттара, Кнута, Хродмара, Реннира, Корило, Сандра, Кьяра, Слоди… Что матерям скажу? Что сиротам? – Горм, как это было в обычае у потомков Сигварта наряду с коневодством, раздуванием щек, и сопением, попытался треснуть себя по лбу.

– А ну стой! – Щеня перехватил его руку. – И так половину мозгов, считай, вытряс, когда со стены слетел. Где сокровище разбойничье спрятано, небось, уже не помнишь…

Горм в ужасе уставился на знахаря, зашевелил губами, потом ужас на его лице сменился облегчением:

– Нет, помню. Как выйдешь из…

– Шшш, – остановил ярла рыжий. – Сейчас все мозги, что остались, понадобятся. Чтоб смочь матерям хоть что-то сказать, да их часть добычи привезти, тебе надо будет крепко следить, что мелешь. Особенно когда дроттары рядом, или Торлейв с Йормунреком.

– Твоя правда. От одного проклятья едва избавился, как в другое влип. А перед отцом как оправдаюсь за корабль и дружину, и увижу ли его, – удрученно согласился Горм и тут же еще пуще опечалился. – Стой, а может, и от того не избавился, раз братоубийца Беляну извел?

– Отцу тебе надо написать при первой же возможности, переправить письмо в открытую, а с ним втихую – часть сокровища. А Беляна… Эту напасть на себя не вешай, – рассудил Щеня. – Путь она своей волей выбрала, и кровь ее у навьего владыки на руках.

После непродолжительного раздумия ярл нимало не повеселел, но заключил:

– Тоже правда. Отцу не написать сразу, выйдет точно как у него с Бушуем. Это можно бы и не повторять. С одним вот ты перебрал. Не тянет Хаконов сын на навьего владыку.

– Тянет, еще помянешь мое слово. Не всем и не сразу это видно, но он тьмой облечен, из тьмы восстал, и или весь круг земной тьме обречет, или сам во тьму низринется.

– Уыыы, – добавил Хан.

Глава 48

Неведомо кем и когда, на холмах за восточным берегом Танаквиль-реки вдоль древней торговой дороги были поставлены истуканы, грубо вытесанные из серого камня. Софисты говорили, что народ, ответственный за их строительство, пытался таким образом магически остановить наступление холода и снега с севера в начале Кеймаэона. Спросить, так ли это, было не у кого, потому что ни строители, ни подробности памяти о них не пережили вековой зимы. Что касается истуканов, то некоторых повалили ветры и снег, другие рухнули или покосились, когда почва стала отмерзать и двигаться при таянии ледников. Последний колосс, оставшийся стоять прямо, продолжал грозно и бессмысленно пялиться на север широко расставленными глазами, грубо обозначенными на почти плоском лице с прямоугольным каменным выступом носа и другим прямоугольником побольше, обозначавшим лопатообразную бороду. Толстые руки, местами поросшие мхом, были раскинуты в стороны. Через плечо истукана была перекинута каменная лямка каменной торбы, на которой виднелись едва различимые письмена великого и трагически утерянного Ипсипургомагдола, на языке северо-западных дикарей называемого невесть с какой стати «Вёрдрагнефа.» Знаков, правда, осталось всего два – «Й» и «Д», и они наотрез отказывались складываться во что-либо путное на языке предшествовавшего эона.

Отчаявшись разобрать диакритическую пометку под «Й,» давно павшую жертвой ветров, дождей, и снегов, Йеро осторожно спустился вниз на каменную глыбу, на которой стоял древний колосс. По самой глыбе тоже шла резьба – еще можно было разобрать «ГНМ.» Прямо по символу под «Н,» обозначавшему гласный звук, шла глубокая трещина. Из нее неуверенно пробивался росток. Собрат схоласта по путешествию уже сидел в кузове запряженного шестью варварски мохнатыми тягловыми арнотаврами тетракикла – четырехколесной крытой телеги.

Где-то в горах раздался кашляющий рев пещерного льва, наверняка тоже приземистого и варварски мохнатого. Один из арнотавров опустил мощную рогатую голову, копнул почву, местами еще покрытую остатками снежного покрова, неровным раздвоенным копытом, и низко замычал.

– Поехали, брат Йеро, наша встреча еще за следующей горой, – сказал Кирко, потянув себя за ус.

– Ргииии, – голубь в деревянной клетке пожаловался на жизнь своему товарищу.